Луис Ламур - Шалако
Придерживаясь источников и естественных водоемов, он был в безопасности. Такие места посещались только в конце года, в сухой сезон. Ранней весной колодцы в пустыне полны и уходить от них нет необходимости.
Он снял шляпу и вытер пот. До него больше не доносилось ни звуков, ни запаха пыли. Вокруг раскинулась пустыня, такая же как в день сотворения мира. И все-таки путник не двигался.
На юго-востоке возвышался пик Большой Хетчет высотой в восемь тысяч футов. Шалако пересек границу между Мексикой и Штатами у предгорий Сьерра-Рика, зная примерное расположение колодца, к которому направлялся.
До колодца было две мили по каньону, и к нему вели два пути. Один шел на юго-восток, затем поворачивал на запад к Уайтуотер-Уэллс и даже проходил по земле апачей.
Вторым путем редко пользовались даже индейцы, древняя тропа существовала со времен мимбров, давно исчезнувших со своих старых мест, а, может быть, и с лица земли.
Этот путь шел почти прямо на запад, был немного короче и менее опасен. Мозг человека по прозвищу Шалако, как и любого человека с Запада, был настоящим кладезем подобной информации. Путеводителей и карт не было, сведения находили в следах у лагерных кострищ или фургонов.
Стояла жара, и чалый мустанг покрылся пылью и потом. В апреле на границе бывает холодно. Но случается и жара, как сейчас.
Шалако пустил коня шагом, чтобы не поднимать пыль. В тени ближайшего валуна раздраженно зазвенела гремучая змея, какое-то время рядом бежал, составляя компанию, чапарельный петух.
Шалако задержался у железных деревьев, наслаждаясь запахом желтых цветов «кошачьего когтя». Низкорослый кустарник, иногда называемый «погоди минутку», своими диковинными крючковатыми шипами изувечил немало коней и других животных.
Глаза Шалако изучали пустыню. На песке виднелся след ящерицы… вокруг цветков жужжали пчелы. В отдаленных каньонах начали расти тени, хотя солнце все еще стояло высоко.
Всадник поехал дальше. На склоны он поднимался осторожно, как только голова оказывалась над гребнем, замирал и притворялся камнем, — двигались только глаза, осматривая все, что попадало в поле зрения.
Спустя час медленного продвижения путник выехал к маленькому высохшему озеру. Вряд ли убийцы оставались поблизости, но Шалако насторожился.
У высохшего озерка Шалако натянул поводья и сразу увидел мертвеца, но только удостоверившись, что кругом никого нет, приблизился к телу, осторожно, словно волк, обошел его, изучая со всех сторон, а когда наконец остановился в дюжине футов от трупа, то уже многое знал о нем.
Убитый приехал с севера на недавно подкованной лошади, и, когда сраженный выстрелами упал с седла, лошадь его ускакала. К нему подъехали несколько всадников на неподкованных лошадках, один сошел на землю и забрал оружие.
Одежда не сорвана, и труп не изуродован. Придя к выводу, что внешний осмотр больше ничего не добавит, Шалако слез с коня и перевернул труп. Он уже знал, кто это.
Пит Уэллс…
Бывший охотник на бизонов был в армии то разведчиком, то возчиком, последнее время он ошивался в фортах Каммингс, Грант и в Тусоне. Человек достаточно честный, ничем не выдающийся и вряд ли способный нажить врагов. И все-таки погиб, убит из засады. Сделав круг, Шалако обнаружил место, где залегли стрелявшие.
Четверо… четверо апачей.
Шалако разбросал носком сапога лошадиный помет и обнаружил семена растения, не встречающегося севернее предгорий Сьерра-Мадре. Стало быть, это не апачи из резервации Сан-Карлос, а воины отряда Чато с той стороны границы.
Судя по следам, они поехали в том направлении, откуда Приехал Уэллс, и, значит, колодец для Шалако недосягаем, если только он не собирается за него драться, а ни один человек в здравом уме не станет искать ссоры с апачами.
Когда приходилось сражаться, Шалако дрался с холодной яростью, совершенно безличной, и добивался победы с устрашающей решимостью, но никогда не лез в драку без крайней необходимости.
Несмотря на усталость, всадник отправился по следам убитого.
Вряд ли Пит Уэллс приехал в пустыню один, его присутствие указывало на лагерь, а лагерь означал воду.
Горы Хетчет находятся Нью-Мексико, на юге штата. Б этом пустынном горном краю не было дорог, лишь несколько троп вели в Мексику. Ими пользовались апачи для своих набегов.
Но, возможно, Уэллс пришел с армией.
Через несколько минут Шалако отбросил это предположение, так как Уэллс ехал за другим всадником или искал кого-то, кого не боялся.
Уэллс забирался на каждую возвышенность, чтобы оглядеть местность, прекрасно зная, какой это риск, явно не подозревал о близости апачей, а это указывало, что о них еще никто не знал. Уэллс был вхож к военным и услышал бы новость одним из первых.
Шалако шел по пути Уэллса до тех пор, пока не наткнулся на потерянный Питом след.
Устроив передышку, Шалако составил ясную картину произошедшего — для успешного преследования первое, что нужно знать следопыту, — это намерения преследуемого.
Обе лошади недавно подкованы и шли с бойкостью, означавшей, что они прошли небольшое расстояние. Уэллс не был таким хорошим следопытом, как Шалако, этот факт Уэллс признал бы первым. И сделав широкий круг, Шалако за несколько минут нашел след, который тот потерял.
На камне он увидел царапину от железной подковы. Немного дальше — раздавленный можжевельник, затем неполный отпечаток лошадиного копыта, почти незаметный в креозотовых кустах. Следы вели к горам Хетчет, и, судя по можжевельнику, их оставили не более двух часов назад.
Через полчаса, поднимаясь в предгорья Хетчета, он знал о преследуемом намного больше. Он понял, почему его искал Уэллс, и установил, что поблизости находится довольно большой лагерь.
Всадник не торопился, местность для него была незнакомой. Так как вокруг нет обитаемых ранчо и шахт, лагерь, видимо, располагался недалеко и в него можно было вернуться до темноты.
Время от времени всадник задерживался, чтобы внимательнее рассмотреть вещи, сами по себе интересные, но для обитателей Запада слишком привычные, чтобы обращать на них внимание.
В одном месте всадник сорвал цветок опунции. Цветок валялся тут же. На лице Шалако появилась мимолетная улыбка, неожиданно смягчившая его суровые черты.
У той, что выронила цветок, в пальцах осталось полно иголок.
Той?
Отчаянные метания Пита Уэллса тоже говорили о том, что он беспокоится за женщину. Он мог сопровождать любого новичка, но человек вроде Уэллса, как, собственно, почти каждый на Западе, полагал, что мужчина сам должен о себе заботиться.
Как только мальчик начинал ездить один и носить револьвер, он уже отвечал за себя и свои поступки и понимал, что никто не будет с ним нянчиться.
