Клифтон Адамс - Красные рельсы
Опорожнив свою чашечку, женщина посмотрела на благодетеля с явным любопытством.
– Я разыскиваю человека, который, быть может, вам знаком. Эйб Миллер, взрывник, – сказал Конкэннон небрежным тоном.
Услыхав имя, она буркнула:
– Знаю ли я Эйба Миллера? Еще бы! Он волочился за всеми девчонками из баров и кабаре отсюда до самой Пенсильвании! Если, конечно, это ему ничего не стоило…
Конкэннон оживился.
– А где его можно найти?
Она покачала головой и сплюнула на и без того грязный пол «Фанданго».
– Я не видела его уже больше месяца. Могу сказать одно: он наверняка живет у какой-нибудь бабы за ее счет.
Неизвестно зачем Конкэннон счел нужным понизить голос:
– А вы не слыхали о женщине из Оклахома-Сити по имени Мэгги Слаттер?
Собеседница удивленно посмотрела на него.
– Мэгги? Да знаю я ее! Мы жили с ней вместе на земле чероки. Там она и познакомилась с Миллером… Бедняжка… Она без ума от него. А быть от него без ума – для любой бабы страшное невезение. – Глаза ее сузились. – А где такой джентльмен, как вы, мог встретить Мэгги?
– В Оклахома-Сити. Я искал Миллера.
Женщина пожала плечами.
– Если кто-то и знает, где Миллер, то это Мэгги.
«Теперь Мэгги уже ничего не знает», – подумал Конкэннон.
– Интересно, – сказал он вслух, – знакомы ли вам такие имена, как Тюрк и Крой? Это друзья Миллера.
– Слушайте, ну и вопросы вы задаете! В таком городе, как Дип-Форк, это небезопасно. И потом, у меня очень чувствительное горло. Когда пересыхает – не могу говорить.
Конкэннон поспешно пододвинул ей свою чашку и попросил индейца принести еще выпивки. Женщина улыбнулась.
– Меня зовут Белла Плотт.
Конкэннон галантно поднес руку к краю шляпы:
– Маркус Конкэннон, мэм.
Рэй Аллард в свое время научил его говорить вежливо со всеми без исключения женщинами: кто знает, может быть, в будущем понадобится их помощь.
– Вы странный тип, Конкэннон, – заявила Белла Плотт. – Вы говорите как полицейский, но с виду не похожи. Не пойму, что вы за фрукт.
– Я детектив, работаю на железнодорожную компанию.
Она рассмеялась.
– Ну и ну! Так тут единственная дорога далеко – аж в Ред-Форк…
– Знаю, – вздохнул Конкэннон. – Поверьте мне на слово, Белла. Я вам не лгу. Мне действительно очень нужен Миллер.
– А Мэгги ничего не будет, если я скажу?
– Обещаю, Белла. Мэгги и так хлебнула сполна. Он сделал повару знак, чтобы тот принес еще два виски.
Белла залпом выпила очередную порцию и мечтательно покачалась на стуле. Затем посмотрела Конкэннону в глаза:
– А вы мне нравитесь! Поди знай, почему. Мужики – все сплошь дешевки. И Эйб Миллер в том числе. Вы говорили с Кэт? – Конкэннон вздрогнул: это имя он слышал впервые.
– Кто это – Кэт?
– Кэт Миллер. Жена Эйба. – Белла грустно покачала головой. – Она работала здесь, в «Фанданго». До рождения ребенка, разумеется. Теперь ей уже не до работы. – Она заметила изумленное лицо Конкэннона и спросила: – Что это с вами?
– Я сомневаюсь, что мы с вами говорим об одном и том же человеке.
Он вынул из кармана маленькую фотографию, которую забыл вернуть Боуну.
– Это тот Эйб Миллер, у которого в Дип-Форк есть жена?
Белла взглянула на фото и шмыгнула носом.
– Да, он. Большего мерзавца надо поискать… Конкэннон всмотрелся в фотографию, пытаясь понять, что же такого неотразимого находили в Миллере женщины, но в конце концов решил, что фотографу не удалось это зафиксировать имевшимся у него аппаратом.
– Скажите, а где живет эта миссис Миллер?
– В лачуге, за домом Отто Майера. Оттуда до ее окна можно доплюнуть при попутном ветре.
Конкэннон испытал неприятное ощущение в животе. Он положил на стол свою последнюю банкноту и встал.
– Большое спасибо за помощь, Белла.
– Не стоит благодарности, – ответила она, протягивая руку к его нетронутому виски.
Когда он переступал порог «Фанданго», Белла сунула пятидолларовую бумажку в корсаж, готовясь к сражению с поваром.
Однокомнатная хибарка Кэт Миллер стояла на каменистом склоне за мастерской Отто Майера. Сотни подобных домиков Конкэннон уже видел в горных городках, новых поселениях и повсюду, где собираются одинокие мужчины и отчаявшиеся женщины.
Конкэннон постучал, и ему открыла женщина в мешковатой розовой ночной рубашке. Она посмотрела на него усталым безучастным взглядом.
– Приходите позже, – сказала она. – Пацан у меня болеет.
Из глубины хибарки донесся крик младенца.
– Я по другому поводу, – сказал Конкэннон. – Позвольте поговорить с вами о вашем муже?
– Эйб? – Она испуганно прикрыла рот рукой. – С ним что-то стряслось? Несчастный случай?
– Нет. Я ищу его по делу. Если вам известно, где его можно…
Она покачала головой:
– Эйба нет. Он уехал. Я не знаю, где он.
– Надеюсь, он вскоре сообщит о себе.
При мысли о том, что муж может написать ей письмо, Кэт Миллер чуть не улыбнулась. Но малыш опять закричал, и она собралась закрывать дверь.
– Нет, я ничего не знаю. Эйб никогда не пишет писем.
– Может быть, у него есть друзья, – быстро проговорил Конкэннон, когда дверь уже почти закрылась. – Кто-нибудь, кто мог бы помочь мне?
– Нет, – сказала она с безграничной усталостью. – Нет у него друзей. Ни одного.
Дверь захлопнулась.
«Попытаться все же стоило», – подумал Конкэннон и вернулся в мастерскую Отто Майера, но нефтяника там уже не было.
Конкэннон внезапно ощутил странное неприятное чувство, которое рано или поздно познает каждый полицейский. Он почувствовал затылком холодное дыхание беды. «Мне бы сейчас хорошее ружье, – подумал он, – доброго коня и надежного напарника вроде Рэя Алларда».
Он стоял посреди мастерской Майера с пустой головой, отсутствующим взглядом, в полузабытьи, и пытался вспомнить, когда в последний раз спал в удобной кровати.
– Я уже не тот, что раньше, – услышал он собственный голос, обращавшийся к пустым стенам. – Эта работа для молодых. Мне лучше заняться чем-то другим…
Он подошел к баку с пенистой водой и обрызгал себе лицо, затем сел на бочонок рядом с остывающей печью и заставил себя думать о Майере. Но вскоре его мысли, точно по волшебству, вернулись в Оклахома-Сити. Он оказался наедине с Атеной Аллард и не видел ничего кроме ее серьезного и печального лица. На мгновение он будто вновь стал молодым, и ему начали приходить в голову мысли, достойные влюбленного школьника, мысли, которых он сам устыдился бы в другое время. Через минуту его окончательно одолел сон и он провалился в темноту и тишину.
Прошло несколько минут, или несколько часов: он не мог следить за временем. Наконец где-то далеко, как ему казалось, он услышал грубый раскатистый смех.
