Томас Бриджер - Маленький большой человек

Однажды, спрятавшись за одним из игрушечных типи, я все-таки попробовал воткнуть в себя шип, но едва его острый конец коснулся кожи, просто позеленел от боли. До сих пор не могу понять, чего ради причинять самому себе вред…

Короче говоря, мое воображение заработало, и я раздобыл настоящую стрелу с железным наконечником. Распилив ее пополам зазубренным камнем, я с помощью подобия жевательной резинки, сваренного из молочая Бизоньей Лежкой, наклонно прикрепил ее оперенный конец к животу, а другой, с наконечником, сунул себе в зад и зажал. Со стороны это выглядело так, будто меня пронзили насквозь под углом в сорок пять градусов. Когда все было готово, я с искаженным лицом, прижатой к «ране» рукой (так я мог поддерживать в нужном положении оперенный конец) и сведенными в коленях ногами появился из-за палаток.

Расчет оказался точным. Первыми меня увидели девчонки, и их нижние челюсти с хлюпающим звуком отвисли. Тут меня заметили и мальчишки, утыканные своими жалкими маленькими шипами с привязанными к ним дурацкими черепами койотов. Один из них в досаде даже выдернул колючку из своей спины и отбросил ее в сторону. По бронзовой коже заструился тоненький ручеек крови. Маленький Конь принялся исполнять вокруг меня танец смерти, громко и заунывно рассказывая всем окружающим, каким верным другом он мне был. Маленький Медведь, бедняга, просто повернулся и пошел прочь, а черепа, подскакивая на камнях, потянулись за ним, пока один из них не зацепился за чахлый кустик.

Отныне во мне увидели равного и принимали во все игры, а вскоре Красный Загар смастерил мне небольшой, но самый настоящий лук. Красный Загар был сыном Старой Шкуры от одной из его ранних, ныне покойных, жен. В племени я оказался на положении сироты, живущего в типи вождя, что обязывало всю семью последнего относиться ко мне как к кровной родне. Справедливости ради следует добавить, что практически в каждом типи был «подкидыш» вроде меня. Но, конечно, не белый. Женщинам вменялось в обязанность кормить меня и одевать, а мужчинам — следить, чтобы из меня вырос настоящий мужчина. Ни разу цвет кожи не был поставлен мне в вину. О Керолайн мне не напоминали, хотя бы из-за того, что для Старой Шкуры было мучительно стыдно вспоминать, как он выкурил трубку с тем, кто при ближайшем рассмотрении оказался женщиной. В старое доброе время шайены-мужчины не могли курить, когда в палатке была женщина, и привязывали входной полог, не давая им войти.

И еще одна причина помогла мне так легко и быстро стать своим в индейском племени. Никто из краснокожих даже вспоминать не хотел об инциденте с караваном. Как нам уже известно, мой брат Билл так и не сообщил в Форте-Ларами о происшедшей кровавой стычке. Солдаты не пришли, и шайенам нечего было волноваться по этому «поводу. Их беспокоило совсем другое, то, что, перепившись, они едва не перебили друг друга. Для шайена нет худшего преступления, чем убить другого шайена. И пьянство никого не извиняло. Такое убийство не прощалось. Виновный никогда больше не мог выкурить трубку, никто не смел прикасаться к посуде, из которой он ел; как правило, его вообще изгоняли из племени.

Вам может показаться, что я кое в чем приврал. Но сначала дослушайте, а потом уж судите. Так вот, когда я описывал пьяную бойню в караване, вы наверняка решили, что кто-то из индейцев действительно погиб. По-моему, я рассказал, хотя, может, и забыл, о том, как Большая Кость так треснул по затылку Седую Голову, что у того брызнули мозги. И представьте себе мое изумление, когда в первое же утро, встреченное мною в лагере шайенов, я увидел Седую Голову живым и здоровым, разве что еще более уродливым, чем раньше. Я чуть шею себе не свернул, пытаясь разглядеть на его затылке страшную рану. Но там не оказалось даже запекшейся крови!

Теперь вы, надеюсь, поймете, почему никому из детей и в голову не пришло, что я их разыграл со своей торчащей из задницы стрелой. Индеец всегда охотнее поверит в чудо, чем в то, что его, попросту говоря, надули.

Глава 4. ОХОТА НА АНТИЛОП

Быть мальчиком среди шайенов оказалось не так уж плохо. Меня никогда ни за что не пороли, а только говорили: «Люди так не поступают». Как-то один мой знакомый по имени Койот громко рассмеялся, раскуривая трубку своего отца. Причина столь неуместного веселья была крайне проста: ему на живот села муха и быстро поползла вперед, щекотно перебирая лапками. Но приличия оказались нарушены, причем довольно грубо. Что бы вы сказали, например, если бы ваш белый сын громко пукнул в церкви? Так вот это примерно то же самое. Отец провинившегося отобрал у него трубку и сказал:

— Из-за твоей несдержанности мне весь день придется не курить, чтобы не вызвать недовольства теней предков. Ты — человек и принадлежишь к племени людей, а ведешь себя, как какой-нибудь пауни.

После этих слов Койот ушел в прерию и слонялся там всю ночь, скрывая свой позор.

Если ты шайен, то просто обязан делать все правильно. Младенец не смел заплакать просто потому, что ему больно или обидно: его голос мог выдать все племя врагу. Матери развешивали импровизированные люльки на кустах в некотором отдалении от лагеря, и их отпрыски могли тренировать свои легкие сколько угодно, однако рано или поздно понимали, что, пока они кричат, к ним никто не подойдет, и затихали. Девочек учили не хихикать по каждому поводу. Я сам видел, как Мелькающая Тень строил своих дочерей перед палаткой и рассказывал им смешные истории, да так забавно, что можно было лопнуть от хохота. Маленькие индианки прекрасно знали, чего от них ждут, однако, не в силах сдержаться, сначала смеялись, затем фыркали, потом просто улыбались, но под конец достигали такого совершенства, что могли выслушать любую байку с абсолютно каменными физиономиями. Нет, про себя они могли веселиться сколько душе угодно, вот только показывать это запрещалось.

Другим наукам детей не учили, и никакой школы не было и в помине. И в самом деле, им же никогда не приходилось читать или писать на своем языке! Если кого интересовала история племени, он просто подходил к какому-нибудь старику и спрашивал. Цифры ограничивались пальцами, а когда надо было, к примеру, передать число выслеженных вражеских воинов, говорили примерно так: «У Быстрого Ручья я видел ютов. Их столько, сколько стрел выпустил Широкий Пояс прошлым летом в призрак антилопы». Эта история всем была прекрасно известна, и каждый шайен мог довольно точно оценить силы неприятеля.

Шайены верили, что их животные тоже шайены. «Скажи своему коню, — не раз слышал я от Красного Загара, — что все племя говорит о его храбрости. Поведай ему истории о самых отважных конях и их подвигах, чтобы он брал с них пример. Расскажи ему все о себе. У мужчины не должно быть секретов от своего коня. Мужчина может скрывать что-то от брата, друга или жены, но он и его конь обязаны знать друг о друге все, ведь если они погибнут вместе, им скакать по Воздушной Дороге между небом и землей».