Томас Берджер - Маленький Большой Человек
На нас никто не обращал внимания, даже женщины миннеконжу, которые стирали в реке. Мы со Старой Шкурой Типи вошли в воду, а надо сказать, что Литтл Бигхорн – река со стремительным течением, и вода в этом месте доходила до пояса, и перешли реку вброд. Как был одет я, уже упоминалось, но я ничего не сказал об облачении вождя, а его голову украшал полный боевой убор из орлиных перьев, которые, если тщательно присмотреться, были немного побиты молью, но всё равно это был великолепнейший головной убор: каждое перышко заканчивалось белым пушком и крошечными круглыми зеркальцами на висках, а сзади он, этот головной убор переходил в длинный хвост из таких же перьев, конец которого доходил до пят и даже волочился по земле. Лицо было раскрашено алой краской, на щеках – жёлтые молнии. В одной руке он держал огромный лук, особый, с ненатянутой тетивой и с железным копьеобразным наконечником, прикрепленным к верхнему концу. В другой руке вождь нес тот старый священный узел, который я помнил по Уошито и даже ещё более давним временам; его кожаная обертка с одного края превратилась в труху и оттуда торчала птичья лапка – амулет, приносящий удачу. Я приглядывал за ней, чтобы не выпала, но засунуть назад не решался, потому что нельзя прикасаться к священным вещам других, нельзя даже знать что там, в этом узле.
Я увидел место, где ещё вчера мы переезжали через Овраг Священного Хвоста. Земля тут была взбита копытами, были тут и следы подкованных железом кавалерийских лошадей, уходившие прямо в воду, но мы так далеко не забирались, так что это, должно быть, они были оставлены отбитыми лошадьми, которых индейцы перегоняли в свою деревню.
Мы прошли милю, а то и больше, поперечным оврагом, по которому отходил Кастер, потом поднялись по склону и стали карабкаться ещё выше к этому последнему гребню. Мы немало прошли, прежде чем мне попался первый труп, хотя, возможно, здесь были и другие, свалившиеся в многочисленные ущелья вокруг, а то и сброшенные туда после того, как были раздеты и изувечены.
Но вскоре трупы стали встречаться чаще; издалека на ярком солнце они казались белыми-белыми, словно поле, усеянное валунами. Вон один, второй, а вон два или три; попадались и кучки по десятку, лежавшие там, где упали, почти все по подразделениям. Следов панического бегства заметно не было. Да, их убивали, но заставить бежать не смогли. А если вспомнить, сколько среди них было новобранцев, вспомнить, до чего они устали после двухдневного перехода без какой-либо передышки, вспомнить превосходящие силы противника, то надо признать, что они и правда не ударили в грязь лицом.
И сейчас, когда мы с трудом тащились вверх, Старая Шкура неожиданно произнес:
– После этого боя я стал лучше думать о белых людях. Я не догадывался прежде, что они знают, как надо умирать…
– А ты можешь их видеть, дедушка?
– Почти,- сказал старик.- Их тела так сверкают… Но как только мы подходили ближе, беломраморный
цвет не оказывался чистым, он имел прожилки, а иногда был забрызган красным, который на жаре побурел. К тому же появился запашок, на который слетелись миллионы мух; при нашем приближении в небо взлетали стаи птиц и кружили над головами, а койоты отбегали на безопасное расстояние. А ещё было немало лошадиных трупов. На этой квадратной миле валялось их не меньше сотни.
Я сцепил зубы, задержал дыхание и устало потащился дальше – земля будто уходила из-под ног, словно брёл я зыбучими песками, хотя на самом деле была она сухая, как зола. Но я продолжал идти, ведь Старая Шкура Типи недаром шёл сюда, у него была какая-то большая цель. Не вурдалак же он… И, думаю, что лишь благодаря ему я вообще смог понять, что Шайен произошло на этом ужасном гребне и при этом не сойти с ума.
– Да,- сказал он, сделав глубокий вдох сквозь древние пергаментные ноздри,- наверно, там, на другой стороне они счастливы, счастливы, что умерли как воины, и не как Те-Что-Пасут-Коров, или как Те-Что-Растят-Кукурузу или как безумные Те-Что-Роют-Золотой-Песок, или как Те-Что-Кладут-Железо-Для-Огнедышащей-Телеги. И вот что, сын мой, я скажу тебе… Я ведь прежде долго думал, что все белые мужчины превращаются в женщин…
Он остановился на какую-то минуту, чтобы дать мне возможность отдохнуть. А и правда, этот ночной сон сотворил со мной буквально чудо, ну и, конечно, повязка на плече… Чудом являлось уже одно то, что я мог ходить, не то что лазить по горам. Ну, а сам Старая Шкура Типи не выказывал никакого переутомления, хотя на солнечном свете его преклонный возраст был заметен: эти овраги на его лице были настолько глубоки, что муха подумала дважды, прежде чем взбираться на их крутые склоны. Действительно, лицо его было миниатюрной копией здешних мест. И рядом с его обветренной кожей, там, где она проступала из-под краски, кожаная обертка его священного узла смотрелась почти что новой.
Сейчас он обернулся и, казалось, обозревал всю панораму; к груди он прижимал священный узел и копьеобразным концом лука, на котором болталось два пера, указывал перед собой:
– Оттуда шёл Ссадина и с ним много воинов, – сказал он, – а оттуда – Вороний Вождь. Там, внизу, Хромой Белый Человек и Шайены, а также миннеконжу и другие прорывались сквозь солдатские цепи, в то время как великий Неистовая Лошадь и Две Луны прошли вдоль реки, а потом зашли оврагами синим мундирам в тыл и внезапно ринулись на них… Да, мой сын, это был величайший бой всех времен, и другого такого уже не будет никогда.
Его хрипловатый голос слегка дрогнул, и по желобам у огромного алого носа с жёлтыми обводами скатились две слезы и исчезли в вертикальных складках его верхней губы. При этом рот его был подобен речной системе с притоками сверху и снизу.
И несмотря на всё, что я пережил, мне стало жаль его и я сказал:
– Наверняка ещё будут сражения,- хотя и не видел, что ему за толк в этом, поскольку он и так был слишком дряхл, чтобы участвовать в этой недавней битве.
– Нет,- возразил он.- Это конец.
Вскоре я собрался с силами и мы полезли дальше, и как раз мимо останков эскадрона «С», погибшего прямо под небольшой горкой; но я не ставлю перед собой цели представить подробное описание этой бойни, ибо думаю, что достаточно рассказывал о том, как обычно после боя появляются индианки и как они поступают с ранеными. Так вот, они получили возможность устроить такое пиршество сразу после битвы при Литтл Бигхорн, какое могло пресытить самого ненасытного обжору. Им предстояло обезобразить столько трупов, что через некоторое время они попросту устали их увечить, и в итоге много тел осталось нетронутыми, а с некоторых даже не сняли одежду.
Но Тому Кастеру досталось очень крепко. Он напоминал кровавый обрубок на мясницкой колоде. Я бы ни за что не узнал его, если б не его инициалы, вытатуированные на руке рядом с богиней Свободы и американским флагом. Его белокурый скальп содрали до самой шеи, череп раскроили, а живот распороли от грудины до паха, а там… нет, не хочу больше об этом, просто пусть его случай – то, как его изувечили – представит вам картину всех изувеченных, хотя его, судя по тому что я видел, обезобразили едва ли не больше всех. Помните, Ботси рассказывал, что Дождь В Лицо поклялся вырезать сердце Тома и съесть? Судя по всему, он вполне мог это сделать, хотя в последующие годы и отрицал.
