Надгробие Дэнни Фишеру - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн"

В этом придавленном бедностью районе нижнего Ист-Сайда были свои короли, но была и своя религия — деньги. Человек при деньгах вызывал уважение и пользовался независимостью. При этом не важно, был ли он ростовщиком, сутенером или бандитом, готовым зарезать собственную мать. Здесь подражали не своим отцам, большей частью неудачникам, а этим, с деньгами, настоящим героям, стать одним из которых мечтал каждый мальчишка, если ему, конечно, удавалось выжить. А наши отцы, простые люди нижнего Ист-Сайда, были лишь мякотью, из которой давили сок сильные мира сего… Мы будем умнее их, мы тоже станем королями. И когда я стану королем, когда у меня будут деньги, я выкуплю мой дом в Бруклине.

Я брел по улице. Сзади тащился Спит и спрашивал, что мы будем делать дальше. Недавно я не знал. Теперь знаю. Я смогу убить двух зайцев одним выстрелом.

Но я скажу об этом потом, а сейчас мне нужно повидать Нелли.

Я бессонно лежал в постели. На улице под окном раздался гудок автомобиля. Я выскользнул из кровати, сел у окна, закурил и уставился в темноту.

Вскоре внизу стал различим силуэт мусорной машины, слышалось металлическое громыхание контейнеров. Перед глазами встало лицо Спита; я только что рассказал ему о моем плане. Он явно струсил; Солли же, напротив, загорелся этой идеей, в конце концов Спит тоже согласился. Нас троих было вполне достаточно, но сначала необходимо еще раз выверить маршрут мистера Гольда.

Несколько ночей подряд каждому из нас предстояло незамеченным провожать его от аптеки до банка, запоминая все его остановки. Потом, в назначенную ночь, мы подстережем его и избавим от денег. В мешке, по-моему, должно быть не меньше двух сотен. Нужно только оглушить, вырвать мешок и смыться. Я не сказал Спиту и Солли, что в аптеке мистера Гольда работает мой отец. В конце концов, это не их собачье дело.

С улицы донесся веселый голос какой-то девушки. Он напомнил мне о Нелли. Удивительная она все-таки… Она совсем не походит на громкоголосых, грубоватых своих соплеменниц, которые, как только откроют свой рот, сразу дают знать, что они итальянки. Нелли мягкая, спокойная, хрупкая и нежная. И я ей нравлюсь. В этом я уверен. Интересно все-таки получается. Знакомишься с девчонкой для одного, а оказывается, что она совсем другая, что она нравится тебе. И тебе уже противна даже мысль о том, чтобы обидеть ее. Ты уже готов защищать ее от всего мира. Я вспомнил ее слова: «Может быть, мы влюблены?» Скорее всего, — так оно и есть, ведь мне приятно просто быть рядом, обнимать ее, и разговаривать с ней — наслаждение. Да, Нелли, конечно, права. Я ее люблю.

Снаружи вновь послышался голос девушки. Я высунулся из окна, внизу никого не было. Голос раздавался откуда-то сверху и был очень знакомым. Я глянул вверх, над парапетом светился огонек сигареты. Да ведь это Мими! Интересно, что она делает во втором часу ночи на крыше? Неужели у нее там свидание с Джорджем — как-то она упоминала это имя. Быстро натянув брюки, я бесшумной тенью метнулся наверх.

Дверь на чердак, как я и ожидал, была не заперта. Спрятавшись за ней, я огляделся. Точно. Мими сидела с каким-то парнем. При ярком лунном свете у нее было совсем другое лицо. Не было и следа ее обычного высокомерия. Парень что-то горячо говорил, и, хотя я не мог разобрать слов, было ясно, что он ее о чем-то умоляет. Мими отрицательно покачала головой, и он разразился новым потоком слов. Мими снова покачала головой и сказала:

— Нет, Джордж. Это невозможно. Я очень люблю тебя, но сейчас и думать нельзя о женитьбе. Я так устала от постоянной заботы о деньгах, а если мы поженимся, то у нас все пойдет, как у моих родителей. Этого я не вынесу…

Я усмехнулся: моя сестренка соображала что к чему… И все же мне странно было слышать эти разговоры о женитьбе, как-то не успел я заметить, что моя сестра стала совсем взрослой.

Парень страстно привлек Мими к себе, он что-то сказал и поцеловал ее. С удивлением я обнаружил, что эта недотрога и блюстительница нравов умеет целоваться. На крыше она была явно не впервые. Я потихоньку повернулся и спустился в свою комнату. Минут через пятнадцать я услышал, как стукнула входная дверь, и вышел в прихожую. Мими как раз осторожно поворачивала замок, когда я вошел, от неожиданности она чуть не подпрыгнула.

— Что ты здесь делаешь, Дэнни?

Я стоял и ухмыляясь глядел на нее.

Мое молчание вывело ее из себя.

— Что ты скалишься? — уже сердито спросила вна.

— У тебя помада размазалась, — заметил я вместо ответа.

Ее рука автоматически метнулась ко рту.

— Ты шпионишь за мной! — с негодованием прошептала она.

— Ну да, — спокойно подтвердил я, — не все же тебе подглядывать за мной. Кроме того, ты со своим хахалем так шумела, что я никак не мог заснуть.

— У тебя одна грязь на уме!

— Да неужели? Послушай, что тебе скажет твой младший брат, сестренка: в следующий раз стирай помаду, прежде чем лазить по крышам как кошка.

Она гневно прикусила губу, не зная, что ответить.

Отец вышел к завтраку, когда мы уже поели. Я взглянул на его хмурое лицо с глубоко запавшими от постоянного недосыпания глазами. Вокруг крупного рта и на лбу залегли глубокие морщины. Это уже не от усталости, а от постоянной тревоги. Мне вдруг стало бесконечно жаль его, жаль себя, что у меня такой отец.

— Садись сюда, папа. Я уже поел, — быстро встал я, уступая самое удобное место у окна.

Он тяжело опустился на стул и с благодарностью поглядел на меня.

— Спасибо, сын, за ужин. Я был занят и не заметил, когда ты приходил.

— Да, продавец так и сказал мне, — проговорил я, щадя его чувства.

Мама поставила перед отцом тарелку с овсянкой.

— Что ты встал так рано, Гарри? — спросила она. — Поспал бы еще…

— Кто же спит, когда на дворе светло? — раздраженно откликнулся он, помолчал, потом добавил спокойно: — Никак не привыкну работать по ночам, а спать днем.

— Но тебе же нужно отдыхать, — возразила мама.

Отец взял ложку, лениво поковырял кашу и недовольно отодвинул от себя тарелку. По утрам у него не было аппетита.

— Что-то не хочется… Дай мне кофе, Мери, — устало попросил он.

Мама поставила перед ним большую чашку кофе.

— Что, опять было много работы?

— Да уж!.. С этим Гольдом не соскучишься, — ответил он, не поднимая глаз. Потом вдруг быстро взглянул на меня. В его больных глазах мелькнуло любопытство. Я сделал безразличное лицо: ничего я в аптеке не видел и не слышал…

— А кто он такой, этот мистер Гольд? — как бы невзначай спросил я.

Отец встревоженно вгляделся в меня.

— Почему ты спрашиваешь?

— Так, интересно…

Подумав немного, отец сказал, тщательно подбирая слова:

— В общем-то, он неплохой человек. Только нервный очень. Да и забот у него…

Отец замолчал, а я положил в рот еще одну ложку овсянки. Его ответ озадачил меня.

— Тебе нравится с ним работать, папа? — так же равнодушно спросил я.

На мгновение наши взгляды встретились, он поспешно отвел глаза.

— Работа есть работа, — прозвучал его ответ.

— А как он стал управляющим? — не унимался я.

— Его предшественник серьезно заболел и вынужден был уйти. А до моего прихода Гольд был единственным дипломированным фармацевтом.

Я с интересом взглянул на отца: так вот оно что…

— Значит, для того чтобы повысили тебя, ему надо серьезно заболеть?

Папа сдержанно рассмеялся.

— Я не желаю ему ничего плохого, но если с ним что-нибудь случится, то, думаю, директор может повысить меня. Я у него на хорошем счету.

— А директор — это кто?

— Он осуществляет общее руководство группой аптекарских магазинов, он — человек из главной конторы.

— Значит, он — начальник мистера Гольда?

— Да, — отец с улыбкой, такой редкой в последнее время на его лице, посмотрел на меня. — Что-то, Дэнни, ты задаешь слишком много вопросов. Не собираешься ли ты подработать этим летом в одной из наших аптек?