Дэвид Томпсон - Король горы
— Я бы так и сделал, если бы мог, племянник. Но это сокровище… оно такое, что его просто не довезти из Скалистых гор.
— Но почему ты не взял с собой хотя бы кусочек?
— Кусочка тебе бы не хватило.
Натаниэль схватился за голову:
— Я не знаю, что мне делать, дядя Зик. Сколько времени займет путешествие?
— Месяцы.
— Сколько месяцев?
— Сомневаюсь, что ты успеешь вернуться в Сент-Луис до наступления холодов, так что придется тебе подождать до весны. Получается месяцев десять, максимум — год.
— Год? — Натаниэль подскочил в кресле. — Но я не могу оставить Аделину одну на целый год!
— Если она действительно любит тебя, то подождет.
— Целый год… — удрученно проговорил Натаниэль. Изекиэль вздохнул, поднялся, подошел к полированному комоду и отпер один из ящичков.
— Прости, Нат. Не думал, что ты так расстроишься.
— Я специально ехал в такую даль, — тихо проговорил Натаниэль.
— Признателен тебе за это.
Зик вытащил из ящика маленький кожаный мешочек и уселся обратно в кресло.
— Родители будут вне себя от злости, — мрачно сказал Нат. Он посмотрел на дядю. — Скажи, а почему ты не спросил про отца, маму и братьев?
— Твой отец… Наши пути разошлись много лет назад. Скажи-ка мне вот что. Том все еще отказывается обо мне говорить?
— Да.
Изекиэль пожал плечами:
— Ну вот видишь? Для твоих отца и матери я все равно что умер. А с твоими старшими братьями мы никогда не были особенно близки. Ты всегда был для меня особенным, Нат. Если честно, ты единственный из родственников, до кого мне есть дело.
— Раз ты говоришь прямо, я тоже не буду скрывать, — сказал Натаниэль. — Если ты отдашь мне часть сокровища, я поделюсь с ними. Они ведь моя семья.
— Другого я от тебя и не ожидал, — с улыбкой ответил Зик. — Вот, погляди-ка.
Он бросил Натаниэлю кожаный мешочек. Молодой человек ловко подхватил его и положил на колени. Натаниэль развязал шнурок, опрокинул мешочек, и у него на ладони засияли семь самородков, каждый размером с ноготь большого пальца.
— Это то, что я думаю? — прошептал Натаниэль. Изекиэль кивнул:
— Золото. Из Скалистых гор.
— У тебя есть еще?
— В Скалистых горах полно золота. Много лет назад его там добывали испанцы. Странствуя, я набрел на их заброшенные прииски.
Натаниэль поднял глаза:
— А почему об этом ничего не было в газетах?
— Напишут еще, — сказал Зик и посмотрел в окно, на огни вечернего Сент-Луиса. Лицо его погрустнело, и он задумчиво проговорил: — Когда-нибудь об этом заговорит весь мир. Пока же только несколько человек, включая меня, знают о богатствах, которые дожидаются своего часа в западных землях. Я знаком с одним траппером — его хижина стоит рядом с ручьем, русло которого сплошь усеяно самородками. Идешь по берегу и видишь, как они блестят. Но он их не трогает.
Натаниэль не поверил своим ушам:
— Почему?
— Золото его не интересует.
— Он что, не в своем уме?
Изекиэль фыркнул и помотал головой:
— В своем, в своем. Уверяю тебя, племянник, золото не главная ценность в жизни.
— Это для тех, у кого нет головы на плечах, — засмеялся Натаниэль. — Золото — самая большая ценность, главное, не быть дураком и правильно им распоряжаться. Посмотри на себя. Ты правильно используешь свое золото, живешь в лучшей гостинице во всем Сент-Луисе…
Изекиэль смерил племянника критическим взглядом.
— Что-то не так? — спросил Нат.
— Да. Но думаю, это понемногу пройдет.
Натаниэль стал складывать самородки обратно в мешочек.
— А сколько у меня времени на раздумье?
— Я хочу получить ответ завтра утром.
Блестящий самородок чуть не выпал у молодого человека из рук.
— Завтра?! Прямо с утра?!! Ты что, шутишь?!!
Зик покачал головой:
— Послезавтра я возвращаюсь в горы. Поезжай со мной, если хочешь. Если нет, можешь взять эти самородки — ты же потратился на дорогу.
— А сокровище?
— Чтобы увидеть сокровище, ты должен приехать в Скалистые горы.
— Я не знаю, что мне делать, — признался Натаниэль.
Изекиэль встал, подошел к окну. Сцепив руки за спиной, он задумчиво разглядывал вечернюю улицу — повозки, двуколки, пестро одетых людей, идущих домой с работы или торопящихся в любимый трактир, элегантных дам, выглядывающих из окошек богато изукрашенных карет, всадников, красующихся на дорогих породистых скакунах, и оборванных бедняков, ведущих под уздцы неказистых рабочих кляч.
— Я понимаю твое состояние, племянник. Десять лет назад мне довелось пережить то же самое.
— Что ты имеешь в виду?
— Как и ты сейчас, я должен был принять решение — оставаться в Нью-Йорке или отправиться на запад, идти проторенной тропой или стать хозяином своей судьбы.
— А почему ты захотел уехать на запад?
— Твой отец рассказывал о том, как складывалась моя жизнь в Нью-Йорке? — не оборачиваясь, спросил Зик.
— Нет. Когда я о тебе заговариваю, он каждый раз меняет тему.
— Как похоже на Тома. Брат никогда не понимал, что для меня главное в жизни. Перед моим отъездом мы ругались несколько недель. Он обвинял меня в том, что я предаю семью, закрываю перед собой все перспективы. Я на пять лет старше твоего отца, и все же у него хватило наглости сказать мне, что я веду себя как десятилетний мальчик.
Натаниэль жадно ловил каждое слово: наконец-то он узнает хоть что-то о дядином прошлом! Он спросил:
— Ты ведь не был женат?
— Нет, — сказал Изекиэль, — я хотел жениться, когда мне было двадцать. Ее звали Ребекка. Она была лучше всех, самая красивая, самая умная, самая добрая. Мы обручились, собирались пожениться, завести детей. Я тогда работал с Томом, помогал ему раскручивать строительный бизнес. — Зик помедлил, сгорбился. — Потом мир рухнул. Бекки умерла.
— Что с ней случилось?
— Чахотка. Можешь себе представить? Здоровая молодая женщина вдруг умирает от чахотки…
— Чахотка — страшная болезнь, она не щадит ни старых, ни малых, — заметил Натаниэль и тут же устыдился сказанной банальности.
Изекиэль некоторое время молчал. Когда он наконец заговорил, голос его звучал глухо, будто долетал из далекого прошлого:
— Смерть Ребекки меня сломала. Я долгие годы жил как во сне, не задумываясь о том, что делаю и зачем. Все силы и время отдавал работе, — что мне еще оставалось делать! Я так и не сумел заставить себя обручиться с другой. Бекки навсегда осталась для меня единственной. Единственной моей любовью.
Натаниэль молчал.
— Я стал думать о том, чтобы уехать из Нью-Йорка, переселиться на неосвоенные земли. Мне хотелось своими глазами увидеть чудеса Дикого Запада, но я не решался и все подыскивал оправдания своему малодушию и слабости. Когда я заговаривал на эту тему с Томом, он высмеивал меня, говорил, что это юношеские фантазии. — Зик вздохнул. — Бессчетное количество часов я провел читая про Льюиса, Кларка и других первопроходцев. Выходные я часто проводил в лесу, представляя себя колонистом.
