Карл Май - Чёрный Мустанг
А как-то раз в компании уважаемых и опытных охотником некий фермер из Сьерры рассказал о том, что ему невероятно повезло и он сумел загнать Белого Мустанга со всем табуном в корал, но этот чудесный жеребец словно птица перемахнул через высочайшее заграждение — и этот рассказ также не вызвал ни у кого и тени сомнения.
Так рассказывали старые люди, так рассказывали молодые, а Белый Мустанг казался не только неуловимым, но и бессмертным, пока, наконец, вместе с последним табуном диких лошадей не исчез из саванны. Неумолимая цивилизация истребила буйволов и мустангов, но всё ещё то здесь, то там встречались старые охотники, которые подтверждали, что этот неуловимый скакун не является чьим-то вымыслом, поскольку им в своей жизни доводилось видеть его собственными глазами.
Да, он действительно не был чьим-то вымыслом, хотя одновременно всё же был плодом фантазии. Он не существовал никогда — и всё-таки существовал. Те, кому довелось его видеть, не заблуждались на этот счёт, но одновременно и заблуждались, поскольку легендарный Белый Мустанг — это не один конь, а множество коней.
Вожаком табуна диких лошадей всегда становился только сильный и самый умный жеребец. Для этого он должен был победить всех своих соперников — и тогда все лошади до самого последнего жеребёнка подчинялись ему. И если знатоки утверждают, что лошади светлой масти зачастую сильнее и выносливее остальных, то уж и в прериях наверняка всё было точно так же. Кроме того, охотники никогда не отлавливали светлых мустангов, никому не приходило в голову завести себе такую лошадь, поскольку она была бы видна издалека, что могло быть небезопасным для её владельца. Поэтому такие кони получали по сравнению с остальными дополнительную возможность для своего развития. К тому же светлые лошади по своей природе более осторожны, чем тёмные. Да и сам табун нуждался в вожаке, который отличался бы мастью от остальных, чтобы им было легче его распознать. Чем выше по званию офицер, тем больше у него знаков отличий, тем они заметнее. Природа же сама даёт животным то, что у человека достигается искусственным путём. Теперь становится вполне понятным, почему предводителями наиболее крупных табунов зачастую становились жеребцы именно светлой масти.
А так как такие мустанги были самыми сильными, самыми быстрыми, самыми выносливыми, то и уходить от своих преследователей им было несравненно легче, чем другим лошадям. Каждый охотник, которому доводилось в своей жизни увидеть такого скакуна, был поражён его умом и быстротой. Он рассказывал потом об этом сам и слышал подобные рассказы от других; жизнь в бескрайних прериях способствовала игре воображения, хотя в действительности существовало множество светлых вожаков, молва со временем превратила всех в одного — в легендарного Белого Мустанга, который, появляясь то здесь, то там, оставался неуловимым.
Во времена Виннету и Олд Шеттерхенда был также и Чёрный Мустанг, история которого походила на легенду о Белом Мустанге, но имела и свои особенности. Во всяком случае это был не дикий конь, а домашний, причём прекрасно выученный. Находился он во владении вождя наини-команчей. И об этом мустанге рассказывали самые невероятные истории. У него было столько всевозможных достоинств, сколько не было ни у одного другого жеребца: никогда ещё ни в одном из боёв он не был ранен, никогда даже не споткнулся, не говоря уж о падении, никогда ещё ни один из преследователей не сумел его догнать, в то время как ни один всадник не мог уйти от него.
Он был неподвластен даже смерти. Этот конь жил ещё во времена предков, он служил деду нынешнего вождя команчей и выносил его целым и невредимым из всех боёв и стычек; потом выручал во всех переделках отца, унося его от любой погони и не раз буквально вырывая из объятий смерти; а теперь он так же верно служил самому Токви Каве, который и приняв это имя в честь своего Чёрного Мустанга и для своей пущей славы.
И индейцы, точно так же как они были убеждены в том, что принадлежащий Олд Шеттерхенду винчестер Генри является заговорённым, так же свято верили они, за исключением конечно, посвящённых в тайну членов племени наини-команчей, и в то, что Чёрный Мустанг — тоже заколдованный скакун. Эта вера играла на руку владельцу коня, способствовала повышения его авторитета. Мало кто осмеливался идти на конфликт с хозяином Чёрного Мустанга, поскольку считалось, что он так же неуязвим и непобедим, как и его конь. А вождь, будучи человеком умным и хитрым, умело пользуясь этим чувством страха, со временем становился всё более и более самоуверенным Его высокомерие и жестокость возрастали, он стал самым страшным врагом как всех белых, так и недружественных ему краснокожих, и, в конце концов, сам уверился в том, что нет на свете человека, который мог бы потягаться с ним.
Вполне понятно, что и в истории с этим скакуном — Чёрным Мустангом — речь идёт не об одном, а о многих конях, одни из которых были потомками других, обладая одними и темя же признаками и статью. И превосходство этих скакунов над другими действительно нельзя было отрицать, так что вождя имел все основания для того, чтобы, похитив в Фирвуд-Кемпе жеребцов, принадлежащих Олд Шеттерхенду и Виннету, заявить с гордостью: «Эти два жеребца были бы самыми лучшими лошадьми между одной Большой Водой и другой, если бы не было моего Мустанга». Большой Водой он называл Атлантический и Тихий океаны, то есть таким образом имел в виду всю Северную Америку. Был ли он прав при этом или нет, можно только спорить.
В тот вечер люди в посёлке не спешили расходиться спать, присутствие знаменитых охотников удерживало их и после ужина. За столом, где сидели инженер Леврет, Виннету, Олд Шеттерхенд и оба Тимпе, рассказам не было конца. За соседним столом дорожный мастер и кладовщик молча внимали этим историям, лишь время от времени обмениваясь между собой отдельными репликами. Рядом с ними сидел и метис. Он за всё время не произнёс ни слова, слушая, о чём идёт речь. Виннету и Олд Шеттерхенд, казалось, совершенно не обращали внимания на его присутствие, метис не заметил, чтобы хоть раз кто-то из них глянул на него, но тем не менее оба держали его под таким пристальным наблюдением, что ни одно его движение не оставалось для них незамеченным.
Каз как раз рассказывал об одном из своих приключений, когда Виннету вдруг предостерегающе поднял руку, различив на улице едва слышный шум. Всё также прислушались и вскоре услышали конский топот; лошади мчались по глубокой грязи, приближаясь с каждой минутой, потом остановились во дворе перед самым домом. Раздалось характерное радостное ржание.
— Уф! — воскликнул Виннету, срываясь с места. — Это не чужие кони!
