Майкл Панке - Возвращенец

Фицджеральд обдумывал план, который сформировался у него после того, как он вызвался остаться с Глассом. План, который становился все привлекательней с каждым часом. Какое значение для Гласса имеет лишний день? С другой стороны, Фицджеральд точно понимал, какую разницу значит целый день в свете его собственных возможностей по выживанию.

Фицджеральд опустил Анстадт. Подле головы Гласса лежала окровавленная рубашка. Прижми её на пару минут к лицу Гласса, и утром можно сниматься. Он перевёл взгляд на винтовку, её воронение темнело на фоне оранжевого ковра опавших сосновых иголок и потянулся к рубашке.

- Он проснулся? 
За его спиной стоял Бриджер с охапкой дров.

Фицджеральд опешил, на мгновение смутившись.
- Иисусе, парень! Ещё раз так ко мне подкрадешься, и клянусь богом, разрежу тебя на куски!

Бриджер бросил дрова и подошел к Глассу.
- Я тут подумал, что мы должны попытаться влить ему бульон.

- Как это мило с твоей стороны, Бриджер. Залей ему бульон в глотку, и возможно, он протянет ещё неделю, вместо того, чтобы умереть завтра! И от этого ты будешь спать спокойней? Ты что, думаешь, дашь ему немного супа, и он вскочит на ноги и пойдет?

Бриджер мгновение молчал и затем произнес:
- Ты ведешь себя так, словно желаешь его смерти.

- Конечно, я желаю ему смерти! Посмотри на него. Он сам хочет умереть! - Фицджеральд выдержал паузу. - Ты когда-нибудь ходил в школу, Бриджер? 
Ответ был заранее известен Фицджеральду.

Мальчик покачал головой,

- Я преподам тебе небольшой урок арифметики. Капитан Генри и остальные, теперь, когда им не приходится нести Гласса, вероятно, делают в день около тридцати миль. Предположим, мы пойдем быстрее, скажем, будем делать миль сорок. Ты знаешь сколько будет сорок минус тридцать, Бриджер?
Мальчик тупо на него смотрел.

- Я скажу тебе, сколько это. Десять, - Фицджеральд насмешливо поднял пальцы обеих рук. - Вот сколько, мальчик. Сколько бы ни составляла их фора перед нами, мы будем делать только десять миль в день, после того, как пойдем за ними. А они уже в сотне миль от нас. Это десять дней одиночного пути, Бриджер.

И это при том условии, что умрёт он сегодня, и мы сразу же найдем их след. Десять дней, в течение которых мы можем наткнуться на сиу. До тебя доходит? Каждый день, проведенный нами здесь, это лишние три дня одиночного пути. Когда сиу покончат с тобой, выглядеть ты будешь хуже Гласса, парень. Ты когда-нибудь видел скальпированного человека?

Бриджер промолчал, хоть он и видел скальпированного человека. Возле Грейт-Фолс, когда капитан Генри привез в лагерь двух мертвых трапперов, зарезанных черноногими. В памяти Бриджера ярко отпечатались трупы. Капитан привязал их животом к седлу вьючного мула.

Когда он их развязал, они одеревенело упали на землю. Трапперы собрались вокруг, потрясенно рассматривая изувеченные тела людей, которых еще утром видели у лагерных костров. Отсутствовали не только скальпы. Уши и носы также были отрезаны, а глаза выколоты. Бриджер вспомнил, что без носов головы мертвецов походили больше на черепа, чем на лица. Люди были раздеты, их половые органы тоже отсутствовали. На шее и запястьях проходила яркая линия загара. За этой чертой кожа была загрубелой и коричневой, как седельная кожа, но остальная часть тела была светлой, как кружево. Выглядело почти смешно. Не будь обстоятельства так ужасны, все бы наверняка пошутили по этому поводу. Конечно, никто не смеялся. Бриджер всегда вспоминал об этом, когда купался - что под одеждой у всех была молочно-белая кожа, как у беззащитного ребенка.

Бриджер колебался, отчаянно желая возразить Фицджеральду, но не смог привести ни одного аргумента. Не из-за того, что ему не хватало слов, а потому что доводов не хватало. Легко понять мотивы Фицджеральда, он сам назвал их - деньги. Но каковы его собственные? Точно не деньги. Он всегда путал цифры, а регулярное жалованье было богатством большим, чем он когда-либо видел. Бриджеру хотелось верить, что двигала им преданность, верность товарищу. Он определенно уважал Гласса. Гласс был добр, присматривая за ним, обучая, защищая от оскорблений. Бриджер осознавал свой долг перед Глассом, но какова его глубина?

Мальчик помнил то удивление и уважение в глазах людей, когда он вызвался остаться с Глассом. Какой контраст это составляло с гневом и презрением той ужасной ночи на посту. Он вспомнил, как капитан похлопал его по плечу, когда отряд уходил, и как этот простой жест наполнил его чувством единения, словно в первый раз в жизни он заслужил свое место среди остальных. Разве не по этой причине он оказался здесь, на этой поляне, чтобы спасти свою уязвленную гордость? Не присмотреть за другим, а присмотреть за собой.

Разве отличается он чем-то от Фицджеральда, наживаясь на несчастье другого? Можно что угодно говорить о Фицджеральде, но по-крайней мере, он искренен в своих мотивах.

Глава шестая

На утро третьего дня оставшийся в лагере за хозяина Бриджер провёл несколько часов за починкой своих мокасин, которые стёрлись до дыр во время перехода. Как следствие, он исцарапал и натёр себе ноги и обрадовался возможности взяться за их починку. Он отрезал кусок от оставшейся после ухода отряда шкуры, проколол шилом дырочки по краям и заменил подошву новой кожей. Стежки вышли грубыми, но крепкими.

Он осматривал свою работу, и тут его взгляд остановился на Глассе. Вокруг ран кружились мухи, и Бриджер заметил, что губы Гласса потрескались и сморщились. Мальчик опять задался вопросом, стоит ли он в моральном смысле выше Фицджеральда. Бриджер наполнил большую жестяную кружку студёной водой из родника и поднёс ее к губам Гласса. Влага вызвала бессознательную реакцию, и Гласс принялся пить.

Но когда Гласс выпил воду, Бриджер ощутил разочарование. Хорошо чувствовать себя полезным. Фицджеральд, конечно же, был прав. Вне всяких сомнений, Гласс умрет. Но должен ли я ради него делать всё от меня зависящее? Хотя бы предложить утешение в последние часы?

Мать Бриджера могла сделать лекарство из любых растений. Он не раз укорял себя за то, что ему стоило уделять больше внимания, когда она возвращалась из леса с корзиной, полной цветов, листьев и коры. Но пару простых рецептов он знал, и на краю поляны нашел то, что искал - сосну с клейкой, как патока, живицей. Своим ржавым разделочным ножом он принялся соскребать смолу, пока на лезвии не набралось достаточное количество. Он вернулся назад и встал на колени рядом с Глассом. Мальчик сперва занялся глубокими колотыми ранами от укусов гризли на руке и ноге Гласса. Несмотря на то, что кожа вокруг оставалась сизовато-чёрной, они затягивались. Бриджер пальцем нанес смолу, втирая её в раны и кожу вокруг.