Зверобой, или Первая тропа войны - Джеймс Фенимор Купер
В это время Зверобой не подозревал, что тот самый поступок, за который он так строго осуждал себя, должен был иметь решающее влияние на его последующую судьбу. Каким образом проявилось это влияние, мы не станем рассказывать здесь, ибо это будет ясно из последующих глав. Молодой человек медленно вышел из ковчега с видом кающегося грешника и молча уселся на платформе. Тем временем солнце поднялось уже довольно высоко, и это обстоятельство, в связи с обуревавшими его теперь чувствами, побудило охотника ускорить свой отъезд. Делавар вывел для друга челнок, лишь только узнал о его намерении, а Уа-та-Уа позаботилась, чтобы ему было удобнее. Все это делалось не напоказ; Зверобой отлично видел и оценил искренние побуждения своих друзей. Когда все было готово, индейцы вернулись и сели рядом с Юдифью и Гетти, которые за это время не покидали молодого охотника.
— Даже лучшим друзьям сплошь и рядом приходится расставаться, — начал Зверобой, увидя, что все общество снова собралось вокруг него. — Да, дружба не может изменить путей провидения, и каковы бы ни были наши чувства, мы должны расстаться. Я часто думал, что бывают минуты, когда слова, сказанные нами, остаются в памяти у людей прочнее, чем обычно, и когда данный нами совет запоминается лучше именно потому, что говорящий вряд ли сможет заговорить снова. Никто не знает, что может случиться, и, следовательно, когда друзья расстаются с мыслью, что разлука продлится, чего доброго, очень долго, не мешает сказать несколько ласковых слов на прощанье. Я прошу вас всех уйти в ковчег и возвращаться оттуда по очереди; я поговорю с каждым отдельно и, что еще важнее, послушаю, что каждый из вас хочет сказать мне, потому что плох тот советник, который сам не слушает чужих советов.
Лишь только было высказано это пожелание, индейцы немедленно удалились, оставив, однако, обеих сестер по-прежнему стоящими возле молодого человека. Вопросительный взгляд Зверобоя заставил Юдифь объясниться.
— С Гетти вы можете поговорить, когда будете плыть к берегу, — сказала она поспешно. — Я хочу, чтобы она сопровождала вас.
— Разумно ли это, Юдифь? Правда, при обыкновенных обстоятельствах слабоумие служит защитой среди краснокожих, но когда они разъярятся и станут помышлять только о мести, трудно сказать, что может случиться. Кроме того…
— Что вы хотите сказать, Зверобой? — спросила Юдифь таким мягким голосом, что в нем чувствовалась почти нежность, хотя она старалась изо всех сил обуздать свое волнение.
— Да просто то, что бывают такие зрелища и такие дела, при которых лучше не присутствовать даже людям, столь мало одаренным рассудком и памятью, как наша Гетти. Поэтому, Юдифь, лучше позвольте мне отплыть одному, а сестру оставьте дома.
— Не бойтесь за меня, Зверобой, — вмешалась Гетти, понявшая общий смысл этого разговора. — Говорят, я слабоумная, а это позволяет мне ходить повсюду, тем более что я всегда ношу с собою библию… Просто удивительно, Юдифь, как самые разные люди — трапперы, охотники, краснокожие, белые, минги и делавары — боятся библии!
— Я думаю, у тебя нет никаких оснований опасаться чего-нибудь худого, Гетти, — ответила сестра, — и потому настаиваю, чтобы ты отправилась в гуронский лагерь вместе с нашим другом. Тебе от этого не будет никакого вреда, а Зверобою может принести большую пользу.
— Теперь не время спорить, Юдифь, а потому действуйте по-своему, — ответил молодой человек. — Приготовьтесь, Гетти, и садитесь в челнок, потому что я хочу сказать вашей сестре несколько слов на прощанье.
Юдифь и ее собеседник сидели молча, пока Гетти не оставила их одних, после чего Зверобой возобновил разговор спокойно и деловито, как будто он был прерван каким-то заурядным обстоятельством.
— Слова, сказанные при разлуке, и притом, быть может, последние слова, которые удается услышать из уст друга, не скоро забываются, — повторил он, — и потому, Юдифь, я хочу поговорить с вами как брат, поскольку я недостаточно стар, чтобы быть вашим отцом. Во-первых, хочу предостеречь вас от ваших врагов, из которых двое, можно сказать, следуют за вами по пятам и подкарауливают вас на всех дорогах. Первый из этих врагов — необычайная красота, которая так же опасна для некоторых молодых женщин, как целое племя мингов, и которая требует величайшей бдительности. Да, не восхищения и не похвалы, а недоверия и отпора. Красоте можно дать отпор и даже перехитрить ее. Для этого вам надо лишь вспомнить, что она тает, как снег, и когда однажды исчезает, то уж никогда не возвращается вновь. Времена года сменяют друг друга, Юдифь, и если у нас порой бывает зима с ураганами и морозами и весна с утренними холодами и обнаженными деревьями, зато бывает и лето с ярким солнцем и безоблачным небом и осень со своими плодами и лесами, одетыми в праздничный наряд, какого ни одна городская франтиха не найдет во всех лавках Америки. Земля никогда не перестает вращаться, и приятное сменяет собой неприятное. Но не так обстоит дело с красотой. Она дается только в юности и на короткое время, и потому надо пользоваться ею разумно, а не злоупотреблять ею. И так как я никогда не встречался с молодой женщиной, по отношению к которой природа была так щедра именно в этом смысле, то и предупреждаю вас, быть может, в мои предсмертные минуты: берегитесь этого врага!
Юдифи было так приятно слушать это недвусмысленное признание ее чар, что она многое могла бы простить человеку, сказавшему подобные слова, кто бы он ни был. Но в этот миг, когда она находилась под влиянием гораздо более высоких чувств, Зверобою вообще нелегко было бы обидеть ее; поэтому она терпеливо выслушала ту часть речи, которая неделю назад возбудила бы ее негодование.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, Зверобой, — ответила девушка с покорностью и смирением, несколько
