Луис Ламур - С попутным ветром

— Я капитан Тэттон Чантри, — представился я. — Чем могу служить?

У него было преимущество передо мной — он держал в руке обнаженный клинок.

— Вот чем, — сказал он. — Хотелось бы знать, кто вы и какого дьявола здесь делаете?

— Я просто путник, — ответил я. — С группой матросов я высадился на берег с «Доброй Катерины», и на нас напали индейцы. А вы кто такой?

— Так, значит, «Катерина» это все же судно, а не женщина? Мужчину часто бросает женщина.

— Да, судно. И помимо всего прочего, на нем было все мое состояние. И теперь я стою перед вами гол как сокол.

— Точнее сказать, сидите на корточках, что будет ближе к истине. Я еще должен подумать, правду ли вы мне рассказали?

— Вы сомневаетесь в правдивости моих слов? Если так, будьте мужчиной — прямо назовите меня лжецом и помолитесь Богу.

— Да, вижу, кровь у вас горячая — сразу готовы драться! Ну а я совсем не таков, я иду в драку, только когда меня загонят в угол или когда речь идет о золоте. В былые времена я часто дрался из-за женщин, но это в прошлом. Женщины не стоят того. Однажды мы с соперником бились целый час, и ни один из нас не мог одолеть другого, а когда остановились передохнуть — будь я проклят! — та, за которую мы сражались, сбежала с третьим, который не стоил подметки ни одного из нас. Таковы женщины.

— У вас есть преимущество передо мной. Возле костра находится женщина, за которую я готов сражаться хоть сейчас.

— Ах так, возле костра? Да, за нее придется сражаться, но вы, мой друг, потерпите поражение. Человек, который стоит возле огня, мастер шпаги, один из сильнейших в мире.

— В мире? Ну что ж, тогда мы проверим, кто из нас на самом деле сильнейший.

Он медленно встал и застыл в напряженной позе. Он был по крайней мере на два дюйма выше меня и весил, наверное, на двадцать фунтов меньше. У него было вытянутое, изможденное лицо, одно ухо наполовину оторвано. Руки и ноги были поразительно длинные. Одет он был в отрепья, лишь отдаленное напоминающие платье.

— Вы спрашиваете, кто я такой? Я матрос, вот уже несколько месяцев брожу по суше, прячусь от краснокожих и высматриваю, не появится ли судно — какое угодно! Лишь бы меня взяли на борт и доставили туда, где живут христиане.

— А это что за люди?

— Дурные люди! Очень скверные, поверьте моему слову.

Видел ли он мою шлюпку? Если нет, то хорошо бы, чтобы он не увидел ее и впредь. Но, шатаясь в одиночку, он может наткнуться на нее скорее, чем большая группа людей.

— Вы были у них в лагере?

— Нет, не был и не собираюсь туда идти. Я уже говорил вам, что это очень скверная компания.

Как можно более кратко я объяснил ему, как я попал сюда и каковы мои намерения.

— Итак, — сказал я в заключение, — мне тоже нужно судно, чтобы вернуться в Англию. Но меня беспокоит судьба этой девушки. Кажется, ей грозит беда.

— Ха! Это в вас говорит молодость! Беда? Ручаюсь, она сама принесет беду любому. Женщины всегда приносят беду: там, где женщины, там и беды. Свяжись с женщиной, и ничего, кроме несчастий, тебя не ждет.

— Думается, она рада была бы избавиться от этой компании, — сказал я с раздражением.

— Она сказала вам об этом? Она хотела бы избавиться от замужества? Ну что ж, меня это не удивляет. Женщины всегда смотрят туда, где травка погуще.

— В таком случае на меня ей нечего смотреть, — возразил я, — у меня ничего нет. Я скопил немного денег, купил товар для «Доброй Катерины»... теперь все мое состояние пропало.

— Да, теперь вам нечего рассчитывать на барыши. Капитан судна присоединит вашу долю к своей и быстро разбогатеет. — Он внимательно взглянул на меня. — Кто же из этих дам вас тревожит? Индеанка или эта надменная испанка?

— Это сеньорита Гвадалупа Романа, — сказал я гордо. — Она настоящая леди и очень хороша собой.

— О, не сомневаюсь! Это худший вид женщин! Она обольстит вас своими дамскими уловками, а когда вы попробуете прикоснуться к ней, завизжит, будто ее режут. Я хорошо их знаю.

— Но ее вы не знаете, — упорно возражал я. — Впрочем, мы ничего не сделаем, если будем здесь стоять. Поступайте, как хотите, а я намерен разузнать, не нуждается ли она в помощи.

— В этой позабытой Богом стране можно только постараться спасти свою шкуру. Больше здесь делать нечего! Но вы так легко не отделаетесь от меня. Думаю, у вас есть какие-то соображения насчет судна, и я от вас не отстану. Я готов выслушивать рассказы о ваших похождениях, буду делить с вами еду и питье, но не буду участвовать в ваших безумствах, если речь идет о женщинах. — Он повернулся, похожий на большую птицу, и протянул мне руку. — Поймите меня правильно! Я люблю женщин не меньше, чем любой мужчина. Но я считаю так — найди женщину, позабавься с ней и брось! Если она начнет говорить о любви, хватайся за свой кошелек. Если она станет беспокоиться, как бы ты не простудился, или что ты мало ешь, или много пьешь, садись на первое же уходящее судно. Поверьте, я знаю женщин, ох как знаю!

Я указал пальцем на его шпагу.

— Вы умеете обращаться с ней или она у вас только для вида?

— Для вида? Ну уж нет, я умею драться на шпагах, и совсем неплохо. Мне доводилось сражаться и на море, и на суше, причем любым оружием, поэтому я до сих пор жив. Я дважды становился богатым, один раз числился в убитых, дважды меня обращали в рабство и много раз брали в плен. Я хорошо знаю, когда нужно драться, а когда бежать. Если условия неблагоприятны для драки или превосходство неприятеля слишком велико, я бегу. — Он взглянул на меня. — Не считайте меня героем, я вовсе не герой. Я сражаюсь, пока есть надежда на победу, и, пока она есть, не сдаюсь.

— Ваше имя? Я вам уже назвал свое.

— Капитан Тэттон Чантри, — повторил он. — Хорошее имя. Но и мое звучит неплохо — меня зовут Силлимэн Терли.

— Ладно, Терли, идите со мной, если хотите, но, если нас прижмут, вы должны будете пустить в ход вашу шпагу, в противном случае я не желаю иметь с вами дело.

— Договорились! Вы называете себя капитаном и действуете как капитан! Да будет так. Командуйте, я следую за вами, и увидите, что я вас не подведу.

Пока мы разговаривали, я внимательно следил за тем, что происходит в лагере. Мы находились на некотором расстоянии от него и говорили шепотом, — я не хотел, чтобы они узнали о нашем присутствии, прежде чем я составлю представление о том, что там происходит.

Цель моя оставалась неизменной: я должен найти судно или какой-то иной способ вернуться в Англию и предъявить права на свою часть прибыли, полученной «Доброй Катериной».

Внезапно мне пришла в голову мысль:

— Терли, сколько времени вы находитесь здесь?

Он пожал плечами.

— Два года приблизительно. Когда все дни похожи один на другой и никто тебя не ждет в определенном месте в определенный срок, постепенно теряешь представление о времени. Когда я сошел на берег, был конец лета, затем миновала зима, лето и еще одна зима.