Луис Ламур - Тропой испытаний
Предположим, Блейзер не убивал папу, а просто оказался рядом и не упустил свой шанс. На него это больше похоже. Тогда, значит, это сделал кто-то другой, тот, кто глядя на его обшарпанный вид, на потрепанную одежду, даже и подумать не мог, что у папы столько денег.
Но в таком случае он, наверное, знал папу раньше и явился из его прошлого.
— Прямо как в книжке, — произнес я вслух. — Даже и придумывать ничего не надо.
С какой стати кому-то из папиного прошлого убивать его? Папа уже много лет не ездил на Восток — если, конечно, он был родом оттуда — и, насколько я знал, никогда не получал оттуда писем.
Ладно, пора и поспать. Но рано утром, когда я открыл глаза, эти мысли по-прежнему крутились в голове. Хотя никуда так и не вели.
Слегка ополоснувшись, почистив одежду, я тщательно причесался и спустился вниз. В холле никого не оказалось, я подошел к конторке, перевернул журнал регистрации лицом к себе и поинтересовался записями.
Там красовалось мое имя, а над ним — единственный, кто записан за последние три дня — некий Феликс Янт. Имя мне ничего не говорило, а на память я пока не жаловался, но я решил, что оно не настоящее.
Зал тоже пустовал, но из кухни доносились приглушенные голоса и звон тарелок. Я с шумом отодвинул стул и сел за столик. Надо побыстрее перекусить и, не теряя времени, делать ноги.
На шум вышла та с конопушками и сразу направилась ко мне.
— Что-то рановато. Толком еще ничего не готово, но можно пожарить блины.
— Отлично. А как насчет пары яиц?
— Попробую. — Она чуть поколебалась. — Вы с тем парнем знакомы? Ну с которым вчера здесь сидели.
— Никогда не видел его раньше… А ты?
— Нет, но он сказал моей тете, что хочет купить какие-то рудники и поэтому много разъезжает.
— В такую-то погоду? Что тут увидишь, когда все покрыто снегом?
— Нам тоже так показалось.
Она принесла кофе, а затем через несколько минут стопку блинов и немного жидкого варенья.
— Яйца у нас есть. Тетя говорит, заказывай, если хочешь. — Она снова помолчала. — Ты ей понравился.
— Прекрасно. Может, мне стоит здесь задержаться?
— Тут мало работы. В основном рудники и лесоповал. А за горами, к югу, разводят скот. Ты ковбой?
— Могу делать все, что предложат, но сейчас… сейчас мне надо кое-что доделать.
Она задумчиво посмотрела на меня — я не очень походил на человека, который собирался всю жизнь крутить коровьи хвосты. Я не стал ей ничего объяснять. Зачем? Сама мысль об этом доставила мне удовольствие, впервые заставила меня отнестись к моим деньгам как к моим деньгам.
— Меня зовут Тереза, — представилась она. — Чаще просто Терри.
— А я Макрейвен Кирни. Хотя иногда меня называют кто как хочет. — Я улыбнулся. — Давненько мне не приходилось видеть такой симпатичной девчонки.
Она чуть зарделась, но, похоже, от удовольствия. Я не считал себя мастаком вести приятные разговоры с женщинами, не говоря уж о девушках. Вот папа — другое дело. «Всегда старайся сказать им что-нибудь приятное, — посоветовал он мне как-то раз, — особенно официанткам, да и другим тоже. Не забывай, они на ногах с утра до ночи, им частенько приходится терпеть упреки и брань. От тебя не убудет порадовать их добрым словом».
Я, безусловно, наговорил бы Терезе целый короб добрых слов, если бы, конечно, умел.
— Он что-нибудь рассказывал?
Она сразу поняла, что я имел в виду.
— Нет… Почти все время молчал. Он все смотрел, подмечал, что происходит вокруг…
Именно в этот момент вошел Феликс Янт и довольно бодро произнес:
— Доброе утро! Однако раненько ты встаёшь.
— На ранчо всегда встают до солнца, — ответил я. — Мне в любом случае никогда не приходилось залеживаться.
Он повел себя вполне по-дружески, начал восхищаться горами, каньонами, затем стал сравнивать их с горами там, на Востоке. Я вслушивался в каждое его слово, стараясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку, чтобы объяснить, почему этот человек меня так тревожил. Чувствовалось, он знает про меня больше, чем нужно, и мне это не нравилось, совсем не нравилось. Создавалось ощущение, будто за тобой следят, следят, не переставая…
У него были руки картежного игрока — тонкие, белые… очень красивые руки. Подозреваю, он принадлежал к тем, кого здесь принято называть джентльменами, хотя, на мой взгляд, скорее, только по рождению, а никак не по натуре. Вместе с тем он оказался отменным рассказчиком, слушать которого нередко доставляло истинное удовольствие.
— Все это очень хорошо, — заметил он, обводя рукой вокруг, — но этого мало. Надо путешествовать, надо видеть другие места, надо иметь основу для сравнений.
Казалось, он обращается больше к Терезе, чем ко мне, а что может быть приятнее для молодой женщины, когда с ней вот так говорят! Этот маленький уютный городок показался совсем крошечным, совсем незначительным, когда он стал описывать Сан-Франциско, Нью-Йорк, Лондон, Париж… Создавалось впечатление, что он везде побывал, все на свете уже повидал. Тереза смотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами, и мне это, конечно, действовало на нервы, ужасно раздражало. Мне тоже хотелось рассказать что-нибудь по-настоящему увлекательное, но… когда от зари до зари гоняешь коров по горам, то о чем уж тут говорить?! И все-таки…
— Мы с отцом тоже кое-что повидали, — равнодушно заметил я. — Проехали чуть ли не весь Запад. Видели Додж и Эль-Пасо… Это через реку от Мексики!
— Даже так? — Янт приятно удивился и не скрывал этого. Затем он как бы ненароком, но так хитро, что я чуть не купился, спросил: — Кстати, твой отец когда-нибудь предлагал тебе съездить домой? То есть к нему домой?
А вот о своем прежнем доме папа как раз никогда не упоминал, но Феликсу об этом знать ни к чему.
— Время от времени, — соврал я.
Однако его «кстати» невольно навело меня на мысль, а почему, кстати, папа никогда этого не делал? Почему никогда даже не упоминал о своем доме? Не рассказывал о себе, о своей семье, о месте, где родился? О своих родителях, детских годах?..
Затем в памяти вдруг что-то всплыло… Я был совсем еще мальчишка, почти ребенок; в комнате стоит женщина, стройная, темноволосая, с большими черными глазами… Не знаю, откуда она появилась, как там оказалась… Кстати, а где «там» это происходило? Помню только, на ней — красивый плащ, а за окном — ночь.
Может, это плод моего разыгравшегося воображения? «У меня всего несколько минут… Мне страшно, страшно! Он возвращается, Чарльз, а ты ведь знаешь его! Я боюсь! Если он узнает, что я говорила с тобой, он убьет меня. Я не шучу. Он меня убьет!»
«Тебе нельзя здесь оставаться. Уходи… беги, пока не поздно! Если бы я только мог… «
