Зверобой, или Первая тропа войны - Джеймс Фенимор Купер
— О, Зверобой, они, вероятно, раздумали убивать вас, иначе они не отпустили бы вас до завтра!
— Я этого не думаю, Юдифь, нет, я этого не думаю. Минги говорят, что я убил одного из самых лучших и смелых их воинов, и они поймали меня вскоре после этого. Если бы с тех пор прошел месяц или около того, гнев их успел бы немного поостыть, и мы могли бы встретиться более дружелюбно. Но случилось не так. Однако, Юдифь, мы говорим только обо мне и о том, что меня касается, тогда как у вас было довольно собственных неприятностей, и вам не мешает немного посоветоваться с другом о ваших делах… Значит, старика похоронили в воде? Я так и думал, что там должно покоиться его тело.
— Да, Зверобой, — ответила Юдифь чуть слышно. — Мы только что исполнили этот долг. Вы совершенно правы, полагая, что я хочу посоветоваться с другом, и этот друг — вы. Гари Непоседа намерен покинуть нас; когда он уйдет и мы немного успокоимся после недавнего торжественного обряда, я надеюсь, вы согласитесь поговорить со мной один час наедине. Я и Гетти просто не знаем, что нам делать.
— Это вполне естественно, потому что все случилось так внезапно и так страшно… Но вот ковчег, и мы еще побеседуем, когда для этого представится более удобный случай.
Глава ХХIII
На горной высоте грохочет гром,
Но мир в долине, под горою.
Коль ты вступил на лед — скользи по нем,
Коль славы захотел — то будь героем…
Томас Черчьярд[66]
Встреча Зверобоя с его друзьями, остававшимися на барже, была тревожна и печальна. Могикан и его подруга сразу заметили по его манерам, что он не был счастливым беглецом. Несколько отрывочных слов объяснили им, что значит «отпуск», о котором говорил их друг.
Чингачгук призадумался, тогда как Уа-та-Уа, по своему обыкновению, старалась выразить свое сочувствие мелкими услугами, в которых обнаруживается женское участие.
Однако через несколько минут уже было выработано нечто вроде общего плана действий на предстоящий вечер, и постороннему наблюдателю могло показаться, будто все идет обычным порядком. Скоро должно было окончательно стемнеть, и потому решили подвести ковчег к «замку» и поставить его на обычной стоянке. Решение это объяснялось отчасти тем обстоятельством, что теперь все челноки снова находились в руках прежних хозяев, но главным образом чувством уверенности, которое возникло после объяснения Зверобоя. Он знал, как обстоят дела у гуронов, и был убежден, что они не предпримут никаких враждебных действий в течение наступающей ночи: потери, которые они понесли, побуждали их до поры до времени воздержаться от дальнейших попыток. Зверобой должен был передать осажденным предложение осаждающих, в чем и заключалась главная цель его прибытия в «замок». Если это предложение будет принято, война должна немедленно прекратиться. Казалось в высшей степени невероятным, чтобы гуроны прибегли к насилию до возвращения своего посланца.
Как только ковчег был прочно привязан на своем обычном месте, обитатели «замка» обратились к своим повседневным делам; поспешность в важных решениях столь же несвойственна белым жителям пограничной области, как и их краснокожим соседям. Женщины занялись приготовлением вечерней трапезы; они были печальны и молчаливы, но, как всегда, с большим вниманием относились к удовлетворению важнейшей естественной потребности.
Непоседа чинил свои мокасины при свете лучины, Чингачгук сидел в мрачной задумчивости, тогда как Зверобой, в манерах которого не чувствовалось ни хвастовства, ни озабоченности, рассматривал «оленебой», карабин Хаттера, о котором мы уже упоминали и который впоследствии так прославился в руках человека, знакомившегося теперь впервые со всеми его достоинствами. Это ружье было немного длиннее, чем обычно, и, очевидно, вышло из мастерской какого-то искусного мастера. Оно было украшено кое-где серебряной насечкой, но все же показалось бы довольно заурядной вещью большинству пограничных жителей. Главные преимущества этого ружья состояли в точности прицела, тщательной отделке частей и превосходном качестве металла. Охотник то и дело подносил приклад к плечу, жмуря левый глаз, смотрел на мушку и медленно поднимал кверху дуло, как бы целясь в дичь. При свете лучины, зажженной Непоседой, он проделывал все эти маневры с серьезностью и хладнокровием, которые показались бы трогательными любому зрителю, знавшему трагическое положение этого человека.
— Славное ружьецо, Непоседа! — воскликнул наконец Зверобой. — Право, жаль, что оно попало в руки женщинам. Охотники уже рассказывали мне о нем, и по всему, что я слышал, оно несет верную смерть, когда находится в надежных руках. Взгляни-ка на этот замок, — даже волчий капкан не имеет такой безошибочно работающей пружины; курок и собачка действуют разом, словно два учителя пения, запевающие псалом на молитвенном собрании. И я никогда не видел такого точного прицела, Непоседа, можешь быть в этом уверен.
— Да, старый Том не раз хвалил мне это ружье, хоть сам он и не был мастак по огнестрельной части, — ответил Марч, продевая ремешки из оленьей кожи в дырочки мокасина с хладнокровием профессионального башмачника. — Он был неважный стрелок, в этом надо признаться, но у него были свои хорошие стороны, так же как и дурные. Одно время я надеялся, что Юдифи придет счастливая мысль подарить мне «оленебой».
— Правда твоя, Непоседа; никогда нельзя заранее сказать, что сделает молодая женщина. Может быть, ты, чего доброго, еще получишь это ружьецо. Все же эта штучка так близка к совершенству, что жаль будет, если она не достигнет его целиком.
— Что ты хочешь этим сказать? Уж не думаешь ли ты, что на моем плече это ружье будет выглядеть хуже, чем у всякого другого?
— О том, как оно будет выглядеть, я ничего не скажу. Оба вы недурны собой и можете, как это говорится, составить красивую парочку. Но все дело в том, как ты будешь с ним обращаться. В иных руках это ружье может за один день убить больше дичи, чем в твоих за целую неделю, Гарри. Я видел тебя на работе; помнишь того оленя, в которого ты стрелял недавно?
