Джеймс Купер - Прерия
Траппер хорошо знал, в руки каких, варваров он попал. Тем более непонятно было, чем он руководствовался, мирно отдаваясь в плен: был ли то страх, хитрость или покорность судьбе? Старик не только не оказал ни малейшего сопротивления, когда дикари со свойственной им грубостью и жестокостью начали обыскивать его, но даже сам удовлетворял их алчность, предлагая их предводителю все, что у него, по его мнению, было ценного.
Поль Говер оказался не таким сговорчивым: он подчинился только насилию и выказывал величайшее отвращение к грубости, с которой с него срывали все, что было на нем одето. Несколько раз во время этой неприятной операции он выражал свое недовольство весьма недвусмысленным образом и, конечно, закончил бы открытым отчаянным сопротивлением, если бы не просьбы дрожащей Эллен. Ее взгляд красноречиво говорил, что она надеется только на его благоразумие да на желание помочь ей.
Индейцы, отняв у пленников оружие, порох и несколько бесполезных малоценных вещей, по-видимому, решили дать им небольшой отдых. Очевидно, их занимало какое-то очень важное дело, требовавшее всего их внимания. Вожди снова собрались на совещание; по их горячим выразительным жестам было видно, что они считают победу далеко не завершенной.
— Счастье будет, — очень тихо сказал Траппер, знакомый с их языком достаточно для того, чтобы вполне понять предмет их обсуждений, — если сон путешественников, расположившихся лагерем у ив, не будет нарушен посещением этих негодяев. Они слишком хитры, чтобы поверить, что женщина из рода бледнолицых может в такое время находиться вдали от места, приготовленного для ее убежища.
— Если они намереваются прогнать бродячую шайку Измаила к подошве Скалистых гор, — с горькой усмешкой сказал молодой охотник за пчелами, — я, кажется, буду в состоянии простить этих негодяев.
— Поль, Поль! — укоризненно вскрикнула его подруга. — Вы все забыли, все! Подумайте, об ужасных последствиях…
— Но, Эллен, ведь я именно думал о том, что вы называете последствиями, когда спокойно позволил взять себя вон тому краснокожему дьяволу, вместо того, чтобы повалить его на землю и отнять его собачью жизнь! Кстати, эта низость и позор — ваше дело, старый Траппер, и стыд этот да падет на вашу голову! Впрочем, вы, вероятно, только исполняете свое ремесло: ловите людей в сети так же, как и зверей.
— Поль, умоляю, успокойтесь, будьте благоразумны…
— Ну, ради вас, Эллен, — сказал молодой человек, кусая губы, — я попробую сдержаться, чего бы это мне ни стоило: вы ведь знаете, что мы, кентуккийцы, считаем своим долгом побрыкаться, когда мы не в духе.
— Боюсь, что вашим друзьям не ускользнуть от этих негодяев! — сказал Траппер так спокойно, словно он не слышал ни слова из разговора молодых людей. — Они издали чуют добычу и, напав на след, идут по нему с такой же горячностью, с какой собака бросается по следу дичи.
— Неужели же ничего нельзя сделать? — умоляюще сказала Эллен. В ее голосе слышалось глубокое сочувствие.
— Я легко мог бы крикнуть так громко, что старый Измаил вздрогнул бы во сне и подумал бы, что волки забрались в его стадо, — ответил Поль. — В этих открытых местах меня можно слышать за милю, а лагерь не более как в четверти мили отсюда.
— Да, и быть убитым в награду, — заметил Траппер. — Нет, нет, хитрости надо противопоставить хитрость, не то разбойники перебьют всю семью.
— Перебьют! Ну, это уж слишком! Положим, Измаил настолько любит путешествия, что ему недурно было бы заглянуть и на тот свет, только что старик плохо подготовлен для такого длинного пути. Да я и сам возьмусь за ружье — не допущу, чтобы его убили.
— Их много, и они хорошо вооружены; вы думаете, они будут защищаться?
— Послушай, старый Траппер, вряд ли кто на свете так искренне ненавидит Измаила Буша и его семерых сыновей, как я. Но Поль Говер считает презренным порочить даже ружье из Тенесси[4]. Знайте же, что у них столько настоящего мужества, сколько нет ни в одной семье из Кентукки.
— Тс! Дикари окончили свои рассуждения. Теперь они примутся за дело. Имейте терпение: дело еще может принять оборот, благоприятный для ваших друзей.
— Мои друзья! Не называйте так никого из этой породы, если хоть немного цените мое уважение. То, что я сказал, вытекает вовсе не из чувства дружбы к ним: я отдаю им только должное.
— Я думал, что молодая женщина принадлежит к ним, — несколько сухо сказал старик. — Если я ошибся, то тут нет ничего обидного; можно обижаться на то, что сделано с намерением.
Эллен снова приложила руку ко рту Поля и поспешно проговорила своим нежным, примирительным голосом:
— Мы должны быть все одной семьей, когда можешь оказать услугу один другому. Мы совершенно полагаемся на вашу опытность, добрый старик, и надеемся, что вы найдете способ уведомить наших друзей об угрожающей им опасности.
— Одно утешение: может быть, эта опытность послужит хоть к тому, что ребята проучат, как следует, этих краснокожих! — пробормотал сквозь зубы охотник за пчелами.
Общее движение в толпе индейцев прервало его. Сиу сошли с лошадей, оставили их на попечение трех-четырех своих товарищей, которым поручили также караулить пленников. Остальные окружили какого-то воина, очевидно, облеченного высшей властью. По его сигналу все удалились медленными шагами, идя от центра по прямым, расходящимся радиусам. Вскоре их фигуры слились с темной травой прерии. Пленники, жадно следившие за каждым шагом врагов, видели только человеческую фигуру, вырисовывшуюся на горизонте: вероятно, это кто-то из индейцев подымался во весь рост, чтобы вглядеться в даль; но вскоре все стихло, исчезло. И к чувству неуверенности теперь присоединилось чувство страха.
Прошло много томительных, медленно тянущихся минут. В каждую из них пленники ожидали криков нападающих, а вслед за ними криков отчаяния осажденных. Но, по-видимому, даже столь усердные поиски оказались тщетными: через полчаса один за другим индейцы стали возвращаться. Их лица были угрюмы, недовольны — лица людей, которые ошиблись в своих ожиданиях.
— Теперь наша, очередь, — сказал Траппер. Он все время был настороже и по малейшим признакам определял намерения дикарей, — нас станут расспрашивать. И, если я не ошибаюсь относительно нашего положения, то, думаю, что было бы разумно поручить вести разговоры с ними кому-нибудь одному из нас, чтобы не было противоречий. Кроме того — если стоит принимать во внимание мнение старого восьмидесятилетнего охотника — я считаю, что этот человек должен отлично знать характер индейцев и обладать хоть некоторым знанием их языка. Вы знаете язык сиу, молодой человек?
