Уилл Генри - Красный буран
Её голос внезапно стал низким, тревожа смуглого мужчину, словно мягкое касание белой руки.
— Да, я боюсь, мэм.
— Чего? Не говорите мне, что великий Поуни Перес испугался индейцев!
Глаза её кололи в лад словам, янтарные огоньки дерзко играли в зелёных зрачках. Было что-то притягательное для Переса в этой девушке. Она была не похожа на всех других женщин в форте. Для них Поуни Перес был злобным полукровкой, человеком, от которого детей торопятся увести прочь; их мужья называли его «этот опалённый адом полковничий краснокожий». Но для Луры Коллинз — Перес чувствовал это — он был чём-то большим, чем смешанная кровь и смуглая кожа. Непривлекательный человек Поуни Перес, и не из учтивых. Может быть, даже, по обычным меркам, и весьма ниже среднего уровня. Но для Луры Коллинз, как и для её сестёр по всему миру, люди, подобные Пересу, всегда означали только одно — настоящий мужчина.
Жизнь Луры в форте за полгода, прошедшие после смерти молодого мужа-лейтенанта — он погиб в засаде, подстроенной враждебными индейцами, — была довольно странной. Никто не знал, почему она осталась здесь или почему ей разрешили остаться. Все женщины сочли, что она «положила свои нахальные зелёные глаза на полковничьих орлов», и соответственно устраивали ей нелёгкую жизнь.
Но рыжекудрая девушка твёрдо вознамерилась завоевать себе в форте место под солнцем. Она выхаживала других женщин во время болезни, сидела с их детьми, обшивала их туалеты, и всё это столь успешно, что очень скоро обвела вокруг своих тонких пальчиков офицерских жён точно так же, как заворожила их мужей своей стройной фигуркой. Уже через тридцать дней после её появления в форте (лейтенант Коллинз попал в засаду сиу, когда вёз её из Ларами) статус Луры повысился от уксусно-кислого «эта рыжая дрянь» до приторно-безопасного «эта бедняжка, милая миссис Коллинз».
Наблюдая за ней сейчас, Перес припоминал все волнения того дня, когда месяц назад он вывел войска, направленные на помощь её мужу. Подмога пришла слишком поздно, чтобы спасти юного офицера, но прибытие Переса сохранило жизнь молодой новобрачной и восьми пехотинцам эскорта. С тех пор Перес редко виделся с девушкой, но, когда это случалось, взгляды их притягивались друг к другу. Одним словом, Перес знал, что перед ним та женщина, которая ему необходима. И не однажды её зелёные глаза заинтересованно встречались с его упорным взглядом.
— Мэм, — заговорил наконец бородатый скаут. — Я скажу вам кое-что. Этот майор Стейси и весь его отряд погибли.
От невольного вскрика девушки мышцы его лица дёрнулись.
— Замолчите. Я хочу, чтоб вы слушали внимательно.
Она кивнула, щёлки глаз её широко раскрылись, как и полные губы.
— Если капитан Тендрейк, вернувшись, принесёт известие о том, что Стейси уничтожен, а это, конечно, и случится, мэм, то полковник Фентон посадит меня в кутузку. Когда это произойдёт, я хочу, чтобы вы обо мне не забыли.
— Что вы имеете в виду? — Она тревожно оглянулась на других женщин. — Пожалуйста, говорите скорее — они за нами наблюдают. Чем я могу?..
— Вы в силах сделать всё, что пожелаете, — он со значением помолчал, и чёрный блеск его глаз сковал её собственные, — с любым человеком в этом гарнизоне!
— Только не с полковником Фентоном, — Лура Коллинз столь же прямо взглянула на него.
— Со всяким, — отрезал Перес. — Только запомните, что я вам сказал. Это место окажется в самом центре ада — с потушенными огнями… и чертовски скоро! Когда это случится, вспомните о Пересе!
Щёки девушки покрыл румянец.
— Мне нужно идти. Матушки-гусыни пошли болтать. Принести вам ещё кофе?
— Нет. Я отправляюсь дежурить под дверью Фентона. Сейчас четыре. Если колонна Тендрейка вернётся, это должно случиться скоро. Я хочу быть на месте, когда он станет докладывать.
Вскочив со скамьи и обогнув угол дощатой столешницы единым махом, Перес схватил ошеломлённую девушку за руку. Его длинные пальцы глубоко вонзились в мягкую кожу.
— Вспомните обо мне! — повторил он и исчез ещё до того, как она поняла, что он причинил ей боль.
Едва только Перес покинул кухню, как у северной стены поднялось смятение. Скаут не мог ничего расслышать, но вскоре ветер донёс заглушённое эхо трёх-четырёх выстрелов, прозвучавших с верха ограды. Снаружи им отозвался быкоподобный рёв, который мог исходить только из волосатой груди бизона либо из обитых медью лёгких одного ротного сержанта. Некий безошибочный признак кельтской изощрённости в нечеловеческом рёве как будто полностью исключал бизона.
— Перестаньте палить, вы, спятившие обезьяны! С каких это пор Неистовая Лошадь носит сержантские нашивки, раздобыв себе башку с короткими рыжими волосами?
Минуту спустя Перес помогал распахнуть ворота, чтобы сержант Орин Даффи и остатки его команды смогли пройти внутрь. Скаут угадал верно: нападавшие оставили Даффи в покое, чтобы присоединиться к засаде, ожидавшей Стейси. Сержанту пришлось бросить все фургоны, проделав путь к форту пешком под прикрытием метели. Буран способен источать дружеское тепло, так же как враждебный холод, — за это поручились бы головой отныне и до конца дней своих десять счастливчиков-солдат и один красноносый сержант-ирландец.
Едва ворота захлопнулись за остатками сенного обоза, как уже вновь открылись, чтобы впустить капитана Тендрейка с его полусотней солдат, заледеневших не только от своего двадцатимильного перехода вверх и вниз по тракту Вирджиния-Сити. Их застывшие от ужаса глаза узрели то, что вселило озноб в каждого из них, вытеснив всякие воспоминания о буране. Спустя пять минут после их возвращения усталый, потрясённый капитан Тендрейк выцеживал из себя подробности страшной картины, своей кровавой «находки». Перес присутствовал при этом, как и сержанты Симпсон и Даффи и капитан Хауэлл.
— Когда я достиг Орлиного Мыса, снегопад только начинался. Мне было видно и гребень Скво-Пайн, и равнины Пейо-Крика. На равнинах кружили в галопе по крайней мере две тысячи индейцев. Увидев нас, они испустили вопль. Слишком скоро мы поняли, по какому поводу. Двумя футами ниже по склону мы обнаружили тела кавалеристов — числом в десять, а потом, подальше, — ещё двадцать. Постоянно попадались кучки расстрелянных гильз, вместе с лужами крови — несомненно, и индейской тоже. Все тела были оскальпированы и изуродованы. Затем они понеслись вверх по склону, к нам. Атаку возглавляли двое вождей. Один, очень крупный мужчина, был завёрнут в красное одеяло, сидя верхом на крапчатом жеребце; другой, поменьше, сидел очень прямо на лошади и был одет в чёрный мех. Он скакал на коне с белыми бабками — скакуне майора Стейси. Я сразу же отступил. Как только они заметили, что я вышел на гребень, они разделились и двинулись по обеим сторонам гребня, скрывшись в лесу. Я ожидал засады на обратном пути, но ничего не случилось. Мы не видели ни одного индейца.
