Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой
1
Орочи были удивлены, когда я высказал желание отправиться в Усть-Датту не поездом, а старым дедовским способом — вниз по Тумнину на ульмагде. Но меня поддержал Тихон Акунка:
— Раз надо тебе, поедем. — И согласился сопровождать меня.
С вечера он приготовил лодку, и назавтра, чуть свет, когда на реке еще лежал туман, мы отчалили от берега.
Тихон сидел на корме без шапки, ловко работая коротким веслом, и почему-то часто поглядывал на небо. «Вероятно, — подумал я, — будет дождь», — и хотел надеть резиновый плащ с капюшоном. Но Тихон сказал:
— Скоро Тумнин чистый будет.
И верно: спустя час плотная сизая пелена, лежавшая на реке, вдруг заколыхалась и рваными клочьями поползла навстречу нам, обнажив гладь реки.
Я впервые увидал как следует левый берег. Пустынный, низкий, с торфяными марями, уходящими к горизонту, он показался непривлекательным. Зато правый — гористый, с крутыми, почти отвесными скалами — был величествен и красив.
Мы плыли у самого подножия горного хребта, где базальтовые выходы принимали на себя стремительное течение реки. В расщелинах, заросших вейником, гнездились крохали. Вспугнутые нами, они вылетали оттуда, шумно хлопали крыльями, а когда лодка отплывала, торопливо возвращались в свои гнездовья.
Порою казалось, что впереди горная цепь замыкает реку, и я с тревогой думал, как будем плыть дальше.
— Тихон Иванович, Тумнин вроде кончился?
Он круто забирает веслом, и за поворотом вновь во всей красе открывается долина реки. Уже встает из-за лесистых горных вершин жаркое солнце. Отсвечивают янтарем прямые стволы сосен, отбрасывая на воду длинные тени.
Ровно в полдень, когда солнце стояло в зените, Тихон направил ульмагду в тесный распадок. Здесь, на узкой песчаной косе, он развел костер, зачерпнул в медный чайник воды из родника и повесил его над огнем.
Стали чаевать.
Пока я выпил, обжигаясь, одну кружку чая, Тихон одолел четыре. Причем пил он чай без сахара, с соленой кетой.
— Что, сахар не любите?
— С рыбой слаще, — серьезно сказал он и, вытерев рукавом вспотевший лоб, добавил: — Больше выпьешь.
После обеда, задумавшись, долго курил трубку.
— Ты из самой Москвы будешь? — неожиданно спросил он.
— Нет, из Ленинграда.
— Его тоже большой город, наверно?
Я стал ему рассказывать о Ленинграде, о Неве.
— А его река побольше нашего Тумнина будет или поменьше?
— Думаю, что Нева побольше…
— Недавно Николай Павлович нам газету читал. Пишут, что есть большая река Волга. И еще пишут, что люди ее назад повернули. Как так можно — понять не могу. Послушаешь газету, потом ночь не спишь, думать много приходится…
— Когда-нибудь придет время, и ваш Тумнин назад повернут. Гидростанцию построят — и повернут. А в тайге на месте Уськи-Орочской большой город вырастет…
— Думаешь?
— Конечно.
— Старики не захотят.
— Почему?
— В тайге пушного зверя не останется. — И коротко засмеялся. Потом, подумав, сказал: — С тех пор как мы в город к капитану Арсеньеву ходили, многое, знаешь, нового на Тумнин пришло. Прежде у каждого ороча одна забота была: как сохатого или медведя убить, как юколу на зиму впрок заготовить. А нынче, сам видел, как наши люди живут. Правда, и нынче забот много, только они, знаешь, другие. За весь колхоз думать надо: сколько пушнины сдавать, сколько рыбы. А людей в тайге и на рыбалке с каждым годом все меньше. Молодые, сам видел, в городе — кто на учителя хочет, кто на доктора… Так что скоро, наверно, придется Тумнин назад поворачивать, тогда наш брат ороч по-городскому жить начнет. — И тяжело вздохнул: — Жаль только, не увижу того, что говорил…
— А сколько вам лет, Тихон Иванович?
— Немало.
— Все-таки сколько?
— Скоро шестьдесят зим, наверно.
— Столько вам и не дашь. Если проживете до ста лет, как ваша атана Акунка, своими глазами увидите и новый большой город на берегу Тумнина, и то, как Тумнин назад повернут…
Он промолчал.
В третьем часу дня мы обогнули последний кривун. Отсюда горный хребет пошел на убыль, а вскоре и вовсе пропал. Подул ветер.
— Море близко, — сказал Акунка.
Все шире раздвигались берега, а когда мы вошли в лиман, ульмагду стало сильно качать.
Вскоре он повернул ульмагду к песчаной косе, где стояли в ряд избушки даттинских рыбаков.
Тихон привел меня в домик к старому рыбаку Кончи, а сам ушел куда-то по своим делам.
2
На толстой коряжине, разутая, стоит женщина и смотрит на морской прибой. К коряжине подкатываются волны, плещутся у ног женщины, обдавая брызгами, а она стоит неподвижно — высокая, стройная, будто отлитая из бронзы. Одной рукой она придерживает распущенные волосы, в другой у нее орочская трубка с длинным черенком.
Над морем заходит солнце. Близкий горизонт охвачен пламенем. Все вдали горит: редкие облака, пена на гребнях волн, чайки…
— Мария! — окликает женщину с порога дома пожилой рыбак. Он в короткой зюйдвестке, в резиновых сапогах. — Мария! Иди, тебя Стилла зовет.
Она спрыгивает с коряжины и бежит к дому, шурша галькой.
— Наверно, большая заря разбудила ее? Гляди, давно не было такой!
Муж не ответил.
Мария вынесла Стиллу, посадила ее на песок. К девочке подбежала лохматая, с остро торчавшими ушами лайка. Стилла схватила ее за хвост, потянула к себе. Собака взвизгнула, ткнулась мордой в грудь девочки и опрокинула ее.
— Смотри, укусит! — сказала Мария и, подойдя к мужу, спросила: — Что на неводе?
— Сама видела. Якоря сорвало.
— Пойдешь в море крепить?
— Надо!
Она побежала в дом и через две минуты вернулась оттуда с огромной рыбой — чавычей. Бросила ее на ящик и принялась разделывать коротким кривым ножом. Распорола брюхо, извлекла внутренность, осторожно отделила икру. Затем слегка подрезала у головы и плавников кожу и чулком стянула ее.
В это время подошел Тихон.
— Сородэ!
— Сородэ! — ответила Мария, улыбнувшись.
— Как на неводе?
— Худо, Тихон Иванович! — И рассказала, как двое суток рыбаки боролись со штормом, дежурили на неводе, крепили центральник и переметы. Но устоять перед разбушевавшейся стихией было трудно. Огромные, высотой в три этажа валы ударяли в невод, раскачивали его. Казалось, вот-вот сорвут это зыбкое строение и унесут вместе с людьми. Бригадир поднял на берегу тревожный флажок: «Снять ловушки, уйти с невода!».
В сумерках рыбаки наконец пробились к
