Кириньяга. Килиманджаро - Майк Резник
– Как ты поступишь, если он выдвинет это соображение перед советом? – спросил я.
– Расчеты неоспоримы, но с моральной стороной дела можно поспорить. В заповедниках выдавали лицензии, когда не хватало ресурсов, чтобы прокормить наличных зверей. Быстрая смерть против медленного угасания от голода. К тому же звери обитали там до нас, им пришлось потесниться, чтобы впустить к себе человека. Здесь картина абсолютно иная. Это искусственный мир, лишенный собственных форм жизни. У нас тут есть носороги и другие звери, но мы их сами хотели, мы их клонировали и вырастили, так что было бы аморально убивать их даже ради экономической целесообразности.
– Я был прав, – проговорил я.
– В чем?
– Насчет этой должности, – сказал я. – Ты занимаешь ее по праву.
– У меня едва было время научиться кое-чему, – ответил Блюмлейн. – Самое интересное еще впереди.
После этого он вплотную занялся самым интересным. Он выступил на совете старейшин и привел веские доводы. В первый раз за свою карьеру Джошуа оле Сайбулл проиграл дело единогласным решением судей. Спустя месяц мы приступили к сооружению двух роскошных домов отдыха, по одному в каждом природном парке, а управляли ими масаи в новеньких зеленых форменных одеждах. С Земли пригласили биологов прочесть новому персоналу лекции об экосистемах парков и тех тонкостях, что могут возникнуть. Инженеры обучили наших новоявленных механиков, как обслуживать системы домиков. Мы выписали консультантов нашим новым шеф-поварам, горничным и консьержам. Рядом с парками возвели по новенькой маньяте. Хорошо образованные юноши и девушки каждое утро снимали рубашки и шорты, облачались в красные одеяния, водили туристов в экскурсии по маньятам и с равным энтузиазмом смешивали факты, предания и вымыслы. За год мы выстроили полноценный космопорт, предусмотрев его дальнейшее расширение. Некоторых мужчин и женщин отправили на Землю выучить основные туристические языки, других – ознакомиться с устройством и повседневным рабочим процессом более крупных космических гаваней, ибо наша с каждым днем становилась оживленнее и сложнее. В космопорте сначала разместили простой обменник, затем расширили до полноценного банка. Банковские отделения стали появляться и в саваннах: скотоводам теперь не было нужды везти полученные от туристов деньги в города.
Ассортимент предлагаемых увеселений расширялся. Брачные церемонии стали доступны (платежеспособной) публике. И ритуалы эуното – тоже. Традиционные танцы масаев, когда эльморан при этом монотонно прыгает вверх-вниз, не пользовались у туристов особой популярностью, так что пришлось нанять хореографов из народов шона и коса, чтобы разнообразить их.
Один весьма бледнокожий турист заработал серьезный солнечный ожог, и кто, как не бывший лайбони, а ныне медбрат Сокойне оле Парасайип, поспешил ему на помощь. Когда турист выяснил, что за ним ухаживает настоящий масайский колдун, то упросил разрешить ему забрать с собой на Землю приготовленную Сокойне мазь от ожогов. Это не укрылось от Сокойне и его начальства, и уже через месяц «Аутентичный Лайбонийский Лосьон от Ожогов» начали фасовать и экспортировать не только на Землю, но и в другие эвтопические колонии.
Это было восхитительное время на Килиманджаро – видеть, сколько перемен происходит в нашем обществе. Что ни день, то новая инновация. Неудавшиеся сменялись заработавшими.
Прошло почти два года с того дня, когда Джошуа в гневе покинул офис. Мы с Уильямом сидели в тенистом дворике нового дома Блюмлейна и потягивали напитки.
– Тебе бы стоило собой гордиться, – сказал я ему. – У тебя природный дар. Все, к чему ты прикасаешься, работает как часы.
– Да ну, Дэвид, – протянул он. – Ты же историк. Тебе лучше знать.
Я вопросительно уставился на него.
– У нас уже отмечено первое в истории существенное загрязнение атмосферы, – сказал Блюмлейн. – Рано или поздно в парки проникнет какой-нибудь новый вирус, и если он поразит хищников, то придется забивать некоторых крупных травоядных, иначе они не прокормятся в парках, а если жертвой его падут травоядные, придется уничтожать лишних хищников, которые иначе бы умерли голодной смертью. В саваннах крутится столько денег, что скотоводам нет смысла и дальше использовать скот в качестве денег. Сейчас инфляция составляет девять процентов, и даже если мы с этим справимся, экономика не может бесконечно обходиться без рецессии. Другие эвтопические миры просекли, что мы тут делаем, и несколько из них уже следуют нашему примеру; в конце концов мы вступим с ними в жаркую конкуренцию за шиллинги туристов.
– Ты не думаешь, что это продлится долго?
– Ничто не вечно, Дэвид, – ответил он без колебаний. – Единственный вопрос, который меня интересует, – переживет ли эта Утопия нас.
– Ты так говоришь, словно готов признать, что Утопия провалилась.
Он пригубил свой напиток.
– Ты все неправильно понимаешь. За два последних года нам удалось вовлечь всех, люди заняты планированием и работой. Это ключ к успеху. Это же и причина неудачи Кириньяги.
Я нахмурился.
– Не уверен, что понимаю…
– Люди всегда стремятся к испытаниям, – едва заметно усмехнулся он. – Дэвид, тебе никогда не приходило в голову, что Утопия, может быть, не конечный результат, а всего лишь процесс его достижения? Не приходило.
Но я с тех пор много размышлял над его словами и пришел к выводу, что Блюмлейн мог быть прав.
По крайней мере, я больше не тревожусь о будущем.
