Собрание сочинений в 12 т. Т. 4 - Верн Жюль Габриэль
- И гарпуном, капитан, - добавил канадец, - если вы не отказываетесь от моей помощи.
- Согласен, мистер Ленд.
- Мы тоже вам поможем, - сказал я, и вместе с капитаном мы прошли к центральной лестнице
Там уже стояли человек двенадцать с абордажными топорами в руках, готовые для нападения. Канадец схватил гарпун, а мы с Конселем - топоры. К этому времени «Наутилус» уже выплыл на поверхность. Один из моряков начал отвинчивать гайки. Едва они отвинтились, крышка люка поднялась с необычайной силой, видимо притянутая присосками какого-нибудь спрута. Тотчас же длинное щупальце скользнуло, как змея, в отверстие трапа, а еще двадцать извивались сверху. Капитан Немо одним ударом топора отсек страшное щупальце, и оно упало на лестницу, извиваясь по ее ступенькам.
Пока мы протискивались на палубу, два других щупальца прорезали воздух, обрушились на моряка, стоявшего впереди капитана Немо, и подняли его в воздух с непреоборимой силой.
Капитан вскрикнул и бросился наружу. Мы кинулись за ним.
Какое зрелище! Схваченный щупальцами и прилипший к их присоскам, бедняга болтался в воздухе по прихоти огромного хобота. Он задыхался и хрипел, крича: «Помогите! Помогите!» Эти слова, произнесенные на французском языке, меня ошеломили. На борту был мой соотечественник, а может быть, и не один! Этот раздирающий душу крик я буду слышать всю мою жизнь!
Бедняга погибал. Кто мог бы его вырвать из этого мощного объятия? Но капитан Немо набросился на спрута и отрубил ему другое щупальце. Его помощник яростно дрался с другими чудищами, которые всползали на боковые стены «Наутилуса». Экипаж боролся с ними, пустив в ход топоры. Канадец, Консель и я всаживали наше оружие в мясистую массу спрутов. Сильный запах мускуса наполнил воздух. Все было ужасно!
Одну минуту мне казалось, что бедняга, обвитый хоботом, будет освобожден от могучего действия присосков. Из восьми щупальцев было отрублено уже семь. Одно, оставшееся, еще взвивалось в воздухе, потрясая своей жертвой, как перышком. Но в то мгновение, когда капитан Немо и его помощник накинулись на спрута, он выбросил струю черноватой жидкости из особого мешка у анального отверстия. Мы сразу все ослепли. Когда же черное облако рассеялось, то кальмар исчез, а вместе с ним и мой несчастный соотечественник!
С какой яростью накинулись мы на чудовищ! Все были вне себя! Десять или двенадцать спрутов захватили палубу и боковые стены «Наутилуса». Мы оказались среди обрубков змей, извивавшихся в потоках крови и черной жидкости. Казалось, эти липкие щупальца вновь нарождались, подобно головам гидры. Нед Ленд метил своим гарпуном в серозеленые глаза чудовищ и каждым ударом выкалывал по глазу. Случилось, однако, так, что мой храбрый товарищ не успел увернуться, и щупальцы одного чудовища сбили его с ног.
Не знаю, как не разорвалось у меня сердце от волнения! Страшный клюв уже раскрылся над канадцем. Я кинулся на помощь. Но капитан Немо обогнал меня. Его топор скрылся в огромной пасти спрута; чудом спасенный канадец вскочил на ноги и вонзил весь свой гарпун до трехкамерного сердца спрута.
- Я был обязан отплатить! - сказал канадцу капитан Немо. Вместо ответа Нед Ленд только поклонился.
Бой длился четверть часа. Побежденные чудовища, убитые и искалеченные, наконец, уступили поле битвы и скрылись под водой.
Капитан Немо, залитый кровью, стоял недвижно у прожектора, глядя на море, поглотившее его товарища, и крупные слезы текли у него из глаз.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Гольфстрим
Никто из нас не мог забыть ужасное событие 20 апреля. Я описал его, переживая еще сильное волнение. Свой рассказ я перечитал сам, а затем прочел его Конселю и канадцу. Они нашли, что в передаче самого факта рассказ точен, но недостаточно эффектен. Для описания такой картины надо иметь перо знаменитого нашего поэта, автора «Тружеников моря».
Я говорил, что капитан Немо плакал, смотря на море. Горе его было безгранично. Со времени нашего пребывания на «Наутилусе» погибал уже второй его товарищ. И какая смерть! Раздавленный, задушенный, исковерканный страшными щупальцами, измолотый железными челюстями, этот друг не будет покоиться среди своих товарищей в мирных водах коралловой гробницы!
Что касается меня, мое сердце разрывалось от крика отчаяния, вылетевшего в разгаре этой битвы из уст того бедняги. Несчастный француз, забыв воспринятый диалект, снова обрел язык родной земли и своей матери для последнего, напрасного призыва! Итак, в числе товарищей капитана Немо, преданных ему душой и телом, так же, как он, бежавших от общения с людьми, находился мой соотечественник! Один ли представлял он Францию в этом таинственном сообществе, видимо, состоявшем из людей различных наций?
Вот одна из неразрешимых проблем, все время возникавших в моем уме!
Капитан Немо вернулся к себе. Некоторое время я больше не видал его. Но какую грусть, отчаяние, нерешительность он должен бы испытывать наедине с самим собой, если судить по поведению судна, где капитан Немо был душой, ибо его душевное состояние сказывалось и на корабле. «Наутилус» то шел вперед, то возвращался, он перестал держаться определенного направления, плавал по воле волн, точно труп. Винт был очищен, но почти бездействовал. Капитан Немо вел судно по наитию. Он был не в силах расстаться с местом последнего сражения, с морем, что поглотило его друга!
Так протекли десять дней. Наконец, 1 мая «Наутилус» решительно взял прежний курс на север, пройдя в виду Лукайских островов у Багамского пролива. Мы плыли по течению самой большой морской реки со своими собственными берегами, рыбами и температурой. Я говорю о Гольфстриме.
Это настоящая река, но течет она среди Атлантического океана. Вода в ней тоже соленая и даже солонее окружающего моря. Средняя глубина ее три тысячи футов, а средняя ширина - шестьдесят миль. В некоторых местах скорость течения достигает четырех километров в час. Неизменность объема ее воды значительнее, чем у всех рек земного шара.
Подлинный источник Гольфстрима, исследованного командиром Мори, или, если хотите, его исходная точка, находится в Гасконском заливе. Там его воды, сначала еще слабо нагретые и светлые, начинают принимать особый свой характер. Оттуда это течение идет на юг, вдоль берегов экваториальной Африки, где солнечные лучи жаркой зоны прогревают его воды, затем пересекает Атлантический океан, достигает мыса Сент-Рок на бразильском берегу, здесь разветвляется, и часть его направляется к Антильским островам, где снова прогревается. И вот тут, как будто предназначенный самой природой установить равновесие температур, Гольфстрим, смешав тропические воды с северными, начинает выполнять роль уравнителя температур: раскаленное солнцем Мексиканского залива, течение Гольфстрим поднимается на север к североамериканским берегам Ньюфаундленда. Здесь под действием холодного течения из пролива Девиса оно отклоняется к востоку, опять течет сквозь океан вдоль одного из больших кругов земного шара по локсодромической линии и у сорок третьего меридиана разделяется на два рукава, причем один, под действием северо-западного пассата, возвращается к Гасконскому заливу и к Азорским островам, другой же, обогрев берега Ирландии и Норвегии, доходит до Шпицбергена, где его температура, упав до четырех градусов, все же достаточна, чтобы образовать море, свободное от льдов.
По этой-то океанической реке и плыл «Наутилус». При выходе из пролива Багама, шириной четырнадцать лье и глубиной триста пятьдесят метров, Гольфстрим течет со скоростью восьми километров в час. Скорость течения все больше падает по мере его продвижения на север, и было бы желательно, чтобы и впредь сохранялась такая равномерность, ибо, если скорость и направление Гольфстрима когда-нибудь изменятся, как это уже предполагали, климат европейских стран может подвергнуться такого рода потрясениям, последствия которых даже нельзя предвидеть.
Около полудня я находился на палубе и рассказывал Конселю об особенности Гольфстрима. Кончив объяснения, я предложил ему опустить руки в воду. Консель исполнил мое желание и был крайне удивлен, не ощутив ни тепла, ни холода.
