Жюль Верн - История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века
«Он пригласил нас, — рассказывает Лаперуз, — на бал, который устроил по случаю нашего прибытия; на нем присутствовали все женщины Петропавловска, как русские, так и камчадалки. Общество оказалось хотя и немногочисленным, но, во всяком случае, оригинальным. Тринадцать разодетых в шелка женщин сидели на скамьях вдоль стен комнаты; в их числе были десять широколицых камчадалок, с маленькими глазами и приплюснутым носом. И русские и камчадалки покрывали голову шелковыми платками — примерно так, как мулатки в наших колониях… Начали с русских танцев; музыка к ним очень мелодична, и они сильно напоминали казацкую пляску, исполнявшуюся несколько лет тому назад в Париже. Затем последовали камчадальские танцы; их можно сравнить лишь с конвульсиями одержимых. В танцах жителей этой части Азии принимают участие только руки и плечи, а ноги остаются почти неподвижными. Судорожные движения танцующих камчадалок производят тягостное впечатление; оно еще больше усиливается скорбными криками, которые вылетают из груди танцовщиц и являются единственной музыкой, помогающей им соблюдать ритм. Женщины так устают от подобных упражнений, что обливаются потом и долго лежат на полу, не имея сил подняться. Обильные испарения, исходящие от их тел, сильно напоминают запах рыбьего жира, к которому носы европейцев слишком непривычны, чтобы чувствовать от него наслаждение».
Прибытие курьера из Охотска прервало бал. Доставленные известия были приятны всем, и особенно Лаперузу, получившему сообщение о производстве его в чин начальника эскадры.
Во время стоянки французские мореплаватели разыскали могилу астронома Луи Делиля де Лакройера, члена Академии наук, умершего на Камчатке в 1741 году на обратном пути экспедиции, организованной по приказу царя для изучения берегов Америки[171]. Соотечественники возложили на могилу медную доску с выгравированной надписью; такую же честь они воздали капитану Чарлзу Клерку, помощнику и преемнику капитана Кука.
«Авачинская бухта, — сообщает Лаперуз, — несомненно является самой красивой, удобной и безопасной из всех, какие можно встретить в любой части земного шара. Вход в нее узок, и если бы на его берегу были построены укрепления, кораблям пришлось бы проходить под жерлами пушек. Якорь в ней прекрасно держит; дно илистое; две обширные гавани, одна на восточном берегу, другая на западном, могли бы вместить весь военный флот Франции и Англии».
Двадцать девятого сентября 1787 года «Буссоль» и «Астролябия» пустились в дальнейший путь. Лессепс, французский вице-консул в России, до тех пор сопровождавший Лаперуза, получил предписание направиться во Францию по суше — путешествие длительное и тяжелое, особенно в ту эпоху — и доставить правительству отчеты экспедиции.
Ближайшая задача Лаперуза теперь состояла в том, чтобы отыскать землю, якобы открытую испанцами в 1620 году к востоку от Японии[172]. Оба фрегата, держась 37°30' северной широты, прошли расстояние в триста лье, не обнаружив никаких ее следов, в третий раз пересекли экватор, прошли мимо тех мест, где, по указаниям Байрона, должны были находиться острова Дейнджер, но не увидели их, и 6 декабря оказались в виду открытых Бугенвилем островов Мореплавателей (Самоа).
Множество пирог немедленно окружило корабли. Взобравшиеся на палубу туземцы не могли создать у Лаперуза хорошего мнения о внешности островитян.
«Я видел только двух женщин, — рассказывает он, — и черты их лиц не отличались миловидностью. У младшей, которой могло быть лет восемнадцать, на ноге была отвратительная язва. У многих островитян на теле имелись большие раны; возможно, они были первоначальными проявлениями проказы, так как я заметил двух мужчин, судя по изъеденным язвами и невероятно распухшим ногам, несомненно страдавших этой болезнью[173]. Туземцы, ничем не вооруженные, приближались к нам с робостью, и все их поведение говорило о том, что они отличались таким же мирным характером, как и жители островов Общества и Дружбы (Тонга)».
Девятого декабря бросили якорь у островов Мануа. На следующий день восход солнца обещал прекрасную погоду. Лаперуз решил ею воспользоваться для того, чтобы осмотреть окрестности и набрать воду, а затем направиться в дальнейший путь, так как якорная стоянка оказалась слишком ненадежной и он не хотел рисковать, оставаясь там еще на одну ночь. Приняв все меры предосторожности, Лаперуз высадился на берег у источника, где его матросы наполняли бочки водой. В то же время капитан де Лангль направился к маленькой бухте, отстоявшей на одно лье от источника, «и эта прогулка, из которой он вернулся совершенно очарованный, восхищенный красотой виденной им деревни, явилась, как мы увидим дальше, причиной наших несчастий».
На суше начался оживленный торг. Мужчины и женщины продавали всякого рода изделия, кур, мелких попугаев, свиней и плоды. В это время какой-то туземец, забравшись в шлюпку, завладел мушкелем[174] и несколько раз ударил им матроса по спине. Четыре бравых молодца немедленно схватили островитянина и сбросили его в воду.
Лаперуз в сопровождении женщин, детей и стариков зашел далеко в глубь острова и совершил чудесную прогулку по очаровательной стране, обладавшей двумя неоценимыми качествами: плодородной почвой, не нуждавшейся в обработке, и климатом, делавшим излишней всякую одежду.
«Хлебные деревья, кокосовые пальмы, бананы, гуайявы и апельсиновые деревья снабжали этот счастливый народ здоровой и обильной пищей; куры, свиньи, собаки, поедавшие излишки указанных плодов, вносили в питание туземцев приятное разнообразие».
Первое посещение острова обошлось без столкновений. Произошло, правда, несколько ссор, но благодаря благоразумию и самообладанию французов, державшихся настороже, они не приняли серьезного характера. Лаперуз отдал распоряжение приготовиться к подъему якорей, но де Лангль настоял на том, чтобы сделать еще несколько рейсов за водой.
«Он придерживался взглядов капитана Кука и считал, что свежая вода в сто раз лучше той, какую мы имели у себя в трюме; так как у нескольких человек из его команды появились первые признаки цинги, то он совершенно основательно полагал необходимым принять все меры к улучшению их состояния».
Сначала какое-то тайное предчувствие побуждало Лаперуза не соглашаться; все же он уступил настояниям де Лангля, который дал ему понять, что на командира падает ответственность за возможное развитие болезни, указал на полную безопасность высадки в том месте, которое он наметил, и обещал лично возглавить посылаемый отряд и вернуться не позже чем через три часа.
