Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника - Александр П. Берзан
– Точно! – думаю я, – Логично! Семена должны были откуда-то взяться!
Рабочие-лесоустроители приступают к обработке пробной площади. У меня – другая задача…
Пока – я не очень нужен лесоустроителям. И я решаю побродить по ельнику…
Ближе к центру массива, из хвойной лесной подстилки кое-где торчат пятисантиметровые трубки прелых стеблей бамбука.
– Хм! – недоумённо хмыкаю я, – Бамбук! Здесь что, рос бамбук?
– Конечно! – через минуту, снова хмыкаю я и делаю вывод, – До ельника, здесь всё было покрыто бамбуком!
А, вот – останки сучьев кедрового стланика! Эти короткие, смолистые обломки сучьев ещё долго способны выдерживать курильскую сырость. Я трогаю носком своего туристического ботинка лежащий на лесной подстилке, метровый отрезок дугой изогнутого сука: «Кедровый стланик!.. Хм! А, наш ельник – он возник не на пустом месте! До него, эту площадь занимали повсеместные в кальдере, заросли кедрового стланика и бамбука!».
С этой новостью, я возвращаюсь к инженеру.
– Хм! – совсем как я, хмыкает тот в ответ, – Тем более! Массовое возобновление ели на площади, плотно заросшей бамбуком и кедровым стлаником! Такое вообще нереально!
Каждому лесоводу известно, что заросли бамбука делают практически невозможным возобновление хвойных! А, здесь – чистый ельник и таким обширным массивом.
– Понятно! – киваю я, – Конечно, люди посадили! Что тут думать?!
Под завершение, чтобы инструментально снять характеристики древостоя, рабочие спиливают несколько модельных деревьев. Я сижу у свежего пня с карандашом в руке.
– Десять, пятнадцать, двадцать… – я считаю годичные кольца на спиле, количество колец – это количество лет.
– Девяносто три года! – делаю я заключение.
На спиле так наглядно виден мизерный прирост в первые сорок лет жизни!
– Ясно дело! – прикидываю я, – Это период – когда, из-за густоты насаждения, деревца боролись между собой за каждый глоток света.
Зато, какой мощный прирост толщины ствола, в последние сорок пять лет!
– Александр! – ко мне подходит инженер, – Что сидишь?
– Удивительно! – я поднимаю на него лицо, – На спиле видна вся жизнь дерева! В какие годы ему было плохо, а когда стало хорошо! Вот, смотри! Вон, какие тонкие кольца в молодости! А потом…
– Хм! Так оно и есть! – кивает лесоустроитель и улыбается мне, своими опытными глазами, – Заметил? Ты рассуждаешь о жизни дерева!.. Это хорошо.
– Я?! – артачусь я.
– Ничего, Саша. Скоро ты поймёшь, что они, – инженер хлопает по стволу стоящей рядом, ели, – Действительно живые!
Я сижу у пня и провожаю, удивлённым взглядом, спину уже шагающего к рабочим, лесовода…
Новый день. Лесоустроители ставят очередную пробную площадь, на этот раз – в молодом, бамбуковом березняке. Я, естественно, с ними…
Никак не могу привыкнуть к «деревянному» возрасту! Рабочие срубили очередную «модель». Это – берёзка. Длинная жердь, диаметром тринадцать сантиметров. Я только что закончил считать её годичные кольца.
– Хм! – изумлённо хмыкаю я, – Шестьдесят!
Мне, самому – через два месяца будет двадцать шесть лет. Жердь диаметром тринадцать сантиметров, более чем вдвое старше меня! Как мне, к этому, относиться?!
А вот, пришло и моё время! Вот, для чего, я придан лесоустроителям! На этой пробной площади совместно произрастают два вида берёзы. Вообще-то, они хорошо различаются, по листьям. Но, поди – попробуй выяснить, какая это берёза, когда ближайшие берёзовые листья шелестят над тобой на высоте добрых четырнадцати метров! Как, в этих условиях, проводить таксацию?!
Однако, я дьявольски находчив! Для определения древесной породы я пользуюсь… биноклем! Так мы и работаем, в паре – я, в бинокль, рассматриваю листья в берёзовой кроне, высоко в небесах и кричу инженеру, который стоит с таксационной ведомостью в руках: «Берёза плосколистная!». Таксатор замеряет своей мерной вилкой диаметр ствола этой берёзы и кричит, следом за мной: «Шестнадцать!». Так и работаем…
– Берёза каменная! – кричу я.
– Четырнадцать! – вторит мне таксатор.
– Берёза плосколистная! – кричу я.
– Шестнадцать! – вторит таксатор.
– Берёза каменная!
– Четырнадцать!
По лесу несутся наши парные крики…
Странная, надо сказать, картина. О такой таксации я никогда не читал в учебниках и не встречал, такую, на практике…
Июнь! Второго июня, я неожиданно замечаю, что лес, как-то разом, покрылся листвой! Ветви берёз, с полностью распустившимися листьями, по-летнему полощутся по ветру. Буквально на глазах, раскрываются, поднимаются вверх всходы высокотравья!
Вечером, в командирской палатке лесоустроителей, я закладываю в гербарные рамки собранные за день растения. Инженеры стоят, склонившись над разостланными по длиннющему столу картами. Они намечают места новых пробных площадей…
Вдруг, туго натянутый брезент палатки громко загудел, густым басом!
– Гуууууууууууу!
Как ошпаренные, мы выскакиваем из замкнутого пространства палатки, наружу! Встревоженной кучкой, мы стоим среди березняка и озираемся по сторонам. Но, вокруг – никого нет! Ни одной живой души… Кроме, также выскочивших наружу из других палаток, лесоустроителей.
– Гуууууууууууу! – все палатки нашего лагеря продолжают гудеть, словно шаманские бубны.
– Аааа! – наконец доходит до нас, – Трясёт!
– Землетрясение!
– Вот что, это!
– Тьфу ты, чёрт! – в сердцах плюёт начальник отряда, – А я понять не могу!
Через пару минут всё затихает. Палатки перестают гудеть. Мы, гурьбой, снова лезем обратно, каждый делать своё дело.
– А, как мы сыпанули-то! – вспоминает кто-то, – Из палатки!
– Это рефлекс, – отмахивается инженер, – Так человек, всегда реагирует. На неизвестное…
– Да! – соглашается второй, – Необъяснимое – оно первым делом вызывает панику…
Землетрясения, на Кунашире – вещь обыденная. В месяц, трясёт – по нескольку раз. Каждый из нас, например, знает, что если трясёт мелко и так, словно мимо твоего дома, по улице, проезжает тяжёлый бульдозер – это четыре балла… Вот только, землетрясение в палатке сопровождается, я бы сказал «необычным побочным эффектом»…
Через несколько дней, мы отправляемся на юг острова. Там меня ждут пробные площади другого отряда лесоустроителей. Ведь, у нас – чёткое распределение ролей. Лесоустроители ставят пробные площади и обрабатывают древостой, а я, на их площадях, описываю кустарники и травостой. А, что? Лесоустроителей и не должны интересовать травы и кустарники – им подавай производственные характеристики леса: формулу древостоя, средний диаметр ствола, высоту основных ярусов леса, запас древесины…
По тропе в бамбуке, над минеральной речкой «Озёрная», мы проходим на побережье Охотского моря. К устью Озёрной тропа выходит очень высоко по склону. И мы спускаемся на литораль моря по высокому травянистому обрыву. На валунах у морской волны разворачиваемся влево…
На полпути до мыса Ивановский мы замечаем, что в море – из воды едва выступает небольшое каменное плато. С этой плоскости, во все стороны, в воду бросаются нерпы!
– Ух, ты! – радуемся мы, – Нерпы! Нерпичье лежбище!
– Интересно!..
Через час, на краю невысокого плато мыса Ивановский, я радуюсь ботанической находке! Это – весьма необычная фиалка!
– По цветку понятно, что ты – фиалка! – я сижу на корточках перед растеньицем и разговариваю
