По Южной и Центральной Африке - Эмиль Голуб
Нечто аналогичное произошло за несколько лет до моего посещения Южной Африки в городке Филипполисе (Оранжевое Свободное государство). Мой друг К., с которым я познакомился в районе алмазных россыпей, служил там у одного торговца и жил очень близко от него в кирпичном доме. Однажды после полудня этот приказчик обслуживал нескольких буров. Вдруг прибежала служанка и сообщила, что его ребенку угрожает смертельная опасность. Не зная, что означает это известие, приказчик бросил товары и покупателей и поспешил домой.
Он нашел свою жену в передней. Она оцепенела от страха и не могла вымолвить ни слова. Дочурка же с детской непосредственностью сообщила, что длинная черная кошка пьет молочко из бутылки младенца. К. бросился в детскую и увидел, что ребенок спит, а на полу стоит полупустая бутылка молока с соской вместо пробки.
Тем временем жена его несколько оправилась от смертельного испуга и смогла рассказать, что произошло. Услышав от дочурки о длинной черной кошке, она тотчас же поспешила в детскую. И тут глазам ее представилось зрелище, наполнившее ужасом материнское сердце: рядом с младенцем лежала, свернувшись черная змея и потягивала молоко из полуопрокинутой бутылки, выскользнувшей из ротика ребенка. Женщина выскочила из комнаты с криком, который, очевидно, настолько испугал пресмыкающееся, что оно упало на пол или спряталось в постели. Мать услыхала звук падающей бутылки. Ее охватила при этом такая дрожь, что она не могла вернуться в комнату.
Вбежав в детскую, господин К. прежде всего взглянул под кровать и сразу же увидел, что ему нанес визит опасный гость. Чтобы привлечь змею и вернее нанести ей удар, он подсунул бутылку с соской под кровать, а жена тем временем принесла кирри[8]. Змея не смогла устоять перед соблазном и в следующий же миг была раздавлена вместе с бутылкой. Через несколько лет ребенок узнал, какой опасности он подвергался и какие удивительные «черные кошки» водились прежде в Филипполисе.
Для моих географических исследований большое значение имело измерение глубины рек, через которые я переправлялся. Всюду, где этому не мешали крокодилы, я производил промеры. За неимением лодки и необходимой аппаратуры, я вынужден был определять глубину собственной персоной, но после того как на реке Вааль едва не погиб, отказался от столь рискованных экспериментов.
Расскажу в нескольких словах, как это произошло. Чтобы найти переправу для фургона, необходимо было измерить глубину реки Вааль, которая поблизости от нашего лагеря имела 6–8 метров в ширину. Я отыскал удобное место: высокий сухой берег, глубина 14–16 дюймов давали основание надеяться, что я нашел брод. Перекинув отважным броском на другой берег часть своего платья, я начал переходить реку, но уже после первого шага увяз в грязи. Ступая медленно и осторожно, я достиг середины реки. Толщина слоя грязи достигала здесь 2 футов и с каждым моим шагом становилась больше. Я решил сделать еще один шаг вперед и, если грязи не будет меньше, повернуть назад. Но было уже поздно: я увязал все глубже и глубже, чувствуя при этом, что грязь становится цепкой и плотной.
Звать на помощь было бессмысленно — фургон находился слишком далеко. Признаться, я перепугался. Вода дошла мне уже до подбородка, и казалось, что нет никакой надежды на спасение.
В минуты неотвратимой опасности начинаешь действовать инстинктивно. Сильным рывком я подался вперед, а руками стал имитировать движения пловца. При этом лицо и грудь мои оказались под водой, и я вытянулся на грязевом слое. Ценой огромного усилия мне удалось высвободить из цепкой грязи одну ногу, но теперь мне угрожала опасность задохнуться под водой. Необходимо было держать голову над нею, чтобы иметь возможность дышать. Вместе с тем нельзя было терять ни мгновения, дабы не потерять завоеванного. Я повторил рывок и почувствовал, что мне удалось высвободить также и вторую ногу. Еще рывок— и мои руки уперлись в затвердевшую грязь противоположного берега. Я был спасен. Вряд ли стоит описывать мое физическое и нравственное состояние в тот момент, когда я снова почувствовал под ногами твердую почву.
Из Лакатлонга в Вондерфонтейн
Однажды в марте 1873 года я бродил по полям, засаженным кукурузой и тыквой, стараясь пополнить свои зоологические коллекции полевыми скакунами, и настолько увлекся, что не заметил приближения грозы. Только когда хлынувший дождь промочил меня насквозь, я поспешил к фургону. В этот момент в кукурузное поле, в нескольких стах шагах от меня, ударила молния. Достигнув фургона, я обнаружил, что мои спутники позабыли укрыть образцы! растений, сушившиеся на солнце, и ружья, прислоненные! к кусту. Вскочив в фургон, я вопросил товарищей быстро собрать все, что оставалось снаружи.
Один из них протянул мне растения и уже передавал ружья, как вдруг совсем рядом с фургоном в землю ударила молния. В этот момент я взялся за ствол одного ружья, намереваясь уложить его на место. Друг мой, оглушенный ударом грома, раздавшимся совсем рядом, выпустил приклад двустволки. Один из курков оказался взведенным, и, когда я потянул ружье к себе, правый ствол, заряженный дробью, разрядился. Помню лишь, что молния ярко осветила местность, а за нею последовала вспышка, сопровождавшаяся грохотом. Я почувствовал сильную боль в области левого глаза и, частью от испуга, частью оттого, что был оглушен, потерял равновесие и свалился с фургона. Друзья сочли было меня убитым, но, к счастью, рана оказалась неопасной. Дробинки прошли у меня под мышкой снизу вверх, едва не задев левый висок, и продырявили поля шляпы, причем дырки заполнились моими волосами.
Поскольку, однако, ружье выстрелило у самого моего лица, левый глаз сильно пострадал снаружи. В течение двух дней я им ничего не видел и еще две недели мучился от воспаления век.
Я решил провести несколько дней на берегу речки Клип, чтобы понаблюдать зверей и приобрести для коллекции по одной шкуре животного каждого вида. К сожалению, судьба не дала исполниться даже этому скромному желанию, чему, впрочем, я теперь рад. На берегах Клипа мы оставались до 27 марта. Первый день мы занимались препарированием купленной шкуры гну — это была трудоемкая работа, — весь второй — шли по течению речки, русло которой скорее напоминает ущелье, так как лишь в некоторых, наиболее глубоких местах наполнено водой.
По дороге нам попалось несколько фургонов трансваальских фермеров, которые либо направлялись с зерном в район алмазных разработок, либо возвращались