Жюль Верн - Плавающий город
В дополнение к описанным силовым установкам, «Грейт-Истерн» обладал еще шестью вспомогательными машинами, обслуживающими доставку продуктов, запуск механизмов и управление лебедками и талями. Очевидно, пар на борту судна играет важную роль для обеспечения любых действий.
Таков был этот пароход, не имевший себе равных.
Глава VIII
Ночь со среды на четверг прошла скверно. Койка подо мной ходила ходуном, и я вынужден был прижаться коленями и локтями к боковой планке. Саквояжи и чемоданы ездили взад-вперед по каюте. В соседнем салоне начался невероятный шум, когда временно размещенные там двести — триста мест багажа стали кататься от борта к борту, задевая по пути скамьи и столы. Хлопали двери, скрипели половицы, стонали переборки и перегородки, звенели в проволочных подвесках стаканы и бутылки, а на пол кладовых обрушился водопад посуды.
До меня донеслись сбои в работе винта и неравномерные удары о воду гребных колес, плицы которых, будучи не полностью погружены в воду, то и дело проворачивались в воздухе. Все это говорило о том, что ветер значительно усилился и что пароходу, несмотря на его размер, приходится отчаянно бороться с высокими волнами, вставшими на его пути.
В шесть часов утра, после бессонной ночи, я поднялся. Вцепившись одной рукой в скобу койки, другой кое-как натянул на себя одежду. Однако, если бы не было точки опоры, я бы не смог встать на ноги. Затем я вынужден был вступить в нешуточный бой с собственным пальто, чтобы его надеть. Как только мне удалось выйти из каюты, я прошел через салон, наступая на разбросанные тут и там вещи. По трапу я поднялся на коленях, как римский крестьянин, ползущий по ступеням «священной лестницы» Понтия Пилата[91], и наконец добрался до палубы, где ухватился за кнехты[92].
Земля была еще видна. Ночью мы обогнули мыс Клир. Вокруг нас простиралось огромное пространство, далеко на горизонте вода сливалась с линией неба. Море цвета аспидной доски[93] дробилось на ровно набегающие, вздымающиеся ввысь водяные валы. Оказавшийся в такой ситуации без парусов «Грейт-Истерн» «кувыркался» по волнам. Мачты, подобно стрелкам компаса, описывали в воздухе огромные круги. Боковая качка стала невыносимой. Стоять во весь рост было уже невозможно. Вахтенный офицер, крепко держась за поручни на мостике, раскачивался, как на качелях.
Хватаясь за планширь[94], я кое-как добрался до барабана гребного колеса правого борта. Палуба, окутанная туманом, стала совсем скользкой. Я был готов вцепиться в опорные стойки мостика, когда ноги перестали меня слушаться.
В таком же положении очутился и доктор Дин Питфердж. Мой новый знакомый тоже поднялся с колен и обратился ко мне:
— Ну, вот. Размах бортовой качки «Грейт-Истерна» составляет сорок градусов, а амплитуда — двадцать градусов влево и вправо от вертикали.
— Совершенно верно! — ответил я, улыбаясь не по поводу самого замечания, а обстоятельств, при которых оно было сделано.
— Совершенно верно, — повторил доктор. — Скорость качания составляет один метр семьдесят четыре сантиметра и четыре миллиметра в секунду[95]. Трансатлантический корабль, вполовину меньший, давно бы лег на борт, правый или левый.
— Однако, — заметил я, — поскольку «Грейт-Истерн» неуклонно возвращается в вертикальное положение, это означает, что он обладает значительным запасом остойчивости[96].
— Для корабля это прекрасно, но каково пассажирам! — воскликнул Дин Питфердж. — Они, как видите, стремятся как можно скорее принять горизонтальное положение.
Доктор, придя в восторг от собственных слов, продолжал оставаться на ногах, и мы поддерживали друг друга, прислонившись к каким-то поручням. Дин Питфердж отделался лишь ссадинами на руках, и я выразил удовольствие по поводу того, что он не разбил себе голову.
— О нет, до конца еще далеко! — мгновенно отреагировал он. — Хотя катастрофы нам не миновать.
— Нам?
— Нашему пароходу и, соответственно, мне, нам, всем пассажирам.
— Если вы говорите серьезно, — удивился я, — почему же вы сели на этот пароход?
— Чтобы увидеть собственными глазами все, что случится, если мне повезет не погибнуть! — произнес доктор, отрешенно взирая на меня.
— Вы впервые плывете на «Грейт-Истерне»?
— Нет. Я уже несколько раз плавал на нем… из любопытства.
— Тогда мне вас не жалко.
— А мне вас не жалко.
— А мне и самого себя не жалко. Я констатирую факты и с нетерпением жду часа катастрофы.
Неужели доктор смеялся надо мной? Я не знал, что и подумать. Взгляд его маленьких глаз показался мне ироничным. Мне захотелось заставить его высказаться.
— Доктор, — обратился я к нему, — не знаю, какие факты легли в основу вашего прискорбного прогноза, но позволю себе обратить ваше внимание на то, что «Грейт-Истерн» уже двадцать раз пересекал Атлантический океан, и все эти рейсы завершились весьма удовлетворительно.
— Не важно! — воскликнул Питфердж. — Это судно «немножко приболело», простите меня за вульгарное выражение. Оно не увернется от своей судьбы. Вспомните, с какими трудностями проходили инженерно-технические испытания перед спуском на воду. Этот корабль имел не большее желание плавать, чем Гринвичская больница. Припоминаю также, что его создатель Брунель[97]скончался «от последствий операционного вмешательства», как говорят медики.
— Ах, вот как, доктор, — заметил я. — И вы еще считаете себя материалистом?
— К чему подобный вопрос?
— Я припоминаю, что существуют люди, не верующие в Бога, зато верящие во все остальное, например, в дурной глаз.
— Шутить изволите, сударь, — ответил доктор. — Но позвольте мне продолжить свою аргументацию. «Грейт-Истерн» уже разорил несколько компаний. Построенный для перевозки эмигрантов и грузов в Австралию, он так ни разу там и не был. Рассчитанный на то, чтобы развивать наивысшую среди трансатлантических пакетботов скорость, он в остальном остается несовершенным.
— Из этого, — вмешался я, — можно сделать заключение…
— Минуточку, — перебил доктор. — Один из капитанов «Грейт-Истерна» уже утонул, а он был из самых способных, потому что, когда он вел судно через высокую волну, ему удавалось избегать такой невыносимой качки.
— Ну что ж, — произнес я, — сожалею о смерти столь способного человека, вот и все.
— Тем не менее, — продолжал Дин Питфердж, не обращая ни малейшего внимания на мою недоверчивость, — об этом корабле рассказывают разные истории. Например, как некий пассажир заблудился в лабиринтах судна, точно в лесах Амазонки, и так и не нашелся.
