Юрий Иванов - Золотая корифена
Потом мы завтракаем. Хлорвинилоный мешок уберег продукты, мой фотоаппарат, пленки, тетрадь с записями промеров течений. Стало совсем тепло. И чем выше поднималось солнце, тем спокойнее, тише становился океан, тем лучше наше настроение. Аппетит зверский. Колбаса, масло, хлеб, сгущенное молоко — все это быстро исчезает в наших желудках. Меня уже не мутит. Этим морская болезнь и хороша: стоит прекратиться качке — и она проходит.
— Ну вот, ребята, картина проясняется, — говорит Валентин, просматривая тетрадку промеров течений, — мы неплохо поработали. Теченьице-то ого!.. почти полтора узла!.. На зюйд-вест чешет. Ну вот, еще два промера — и будем на „Марлине“. Выше нос, Леднев. Ливень был прекрасен, правда, Стась?..
— Угу… — откликается Корин, запихивая в рот кусок колбасы, — душ Шарко, Для укрепления нервов. Коля, еще колбаски…
— А я фураженка немного простирнул. — Петр показывает свою фуражку: козырек у нее раскололся пополам, краб отскочил и, наверно, ушмыгнул в океанскую глубину.
— Постойте! — Валентин предостерегающе поднимает руку, вслушивается: какой-то гул надвигается в нашу сторону с запада. Может, самолет? Нет, не найдется на земле самолета, чтоб его двигатели работали с таким гулом. Но что тогда? Петр вскакивает на капот двигателя, смотрит, прижав ко лбу ладонь козырьком. Над нами солнце, а с запада весь горизонт плотно забит бугристыми тучами. Гул оттуда… свежий ветерок дохнул в лица, рябь волн пробежала по немного успокоившейся поверхности залива. А гул все ближе. Прозрачная пелена набежала на солнце, задернула его словно занавеской. Вот и совсем пропал потускневший солнечный диск: тучи наползали на него, тучи нависли над „Корифеной“. Ветерок превратился в ветер, он уже не дышит в наши лица, а задувает так, что нужно отвернуться, чтобы вдохнуть воздух. Ветер несется над водой и бугрит ее высокими короткими волнами. Лодка рвется, мечется. Она то подскакивает, то, гулко стукаясь днищем, проваливается вниз, в пенящую воду. Хватаясь друг за друга, мы ползаем на четвереньках и торопливо крепим вещи, ловим рассыпавшиеся апельсины, прячем продукты в мешок, Становится сумеречно. Почти темно. Гром раз за разом бухает над нашими затылками, и молнии, как корни какого-то дерева, мгновенно выскальзывают из туч и врастают в воду. Становится жутко. Свист, грохот и рев…
— Смерч! — кричит Валентин. — Смотрите!..
Я поворачиваюсь и вижу: метрах в ста от лодки над волнами крутится вихрь. Он вертится на одном месте, увлекая за собой клочья пены, брызги, волны. Вихрь гигантским соском приподнимается над заливом, и из туч навстречу ему тянется такая же крутящаяся громадная капля. Сосок полнеет, разрастается, тянется вверх… Он, как насос, втягивает в себя массу воды и клочковатую каплю из туч. И вот, словно собрав все силы, пенный бугор подскакивает и соединяется с тучами высоченным, вращающимся вокруг своей оси столбом: смерч! Смерч, наводящий ужас на мореплавателей и прибрежных жителей. Смерч, способный засосать в свое нутро океанский лайнер… он растет, пухнет, он приближается к нам…
— Засосет! — выдыхает Стась над моим ухом. — Затянет…
…Да что ему мы с нашей лодкой-скорлупкой? Смерч сносит целые дома, всасывает в себя разрушенные строения, вырванные деревья. А потом, обессилев, сникает и выбрасывает обломки где-нибудь далеко от мест, где он погулял, наводя ужас на все живое. Вот он пучится, раскачивается чудовищной змеей, втягивает в себя волны, приближается, надвигается…
— Петр, заводи! Ребята, нож! Где нож?
Нож? Где-то здесь. Я им только что хлеб резал. Нож… вот он!
…А потом тугая волна обрушивается на меня… все опрокидывается. Удар, Темнота.
Я открываю глаза. Все так же ярко светит солнце. Тихо. Лишь немного покачивает. Это уж всегда так: после пронесшегося смерча природа, словно отдыхая, успокаивается. Мы не раз видели смерчи с „Марлина“. Но они обычно проходили вдалеке, стороной.
— Сколько там?.. — спрашиваю я упаковывающего в ящик вертушку Станислава.
— Второй час.
— „Марлина“ не видно?
— Нет. Не видно. — Станислав чуть шепелявит. Заметив мой взгляд, поясняет, что его вертушкой по челюсти шарахнуло.
— Хм, история. Скажи, как я без зуба выгляжу?
— Мужественно. По крайней мере интригующе…
В висках eщe гнездится боль. Звон в ушах меньше. Сажусь, оглядываю горизонт: стиснутый осевшими к океану тучами, он близок, И пустынен. Где-то там шумят ливни. Наверно, и нас к вечеру или ночью опять прополощет. Но к вечеру нас, может быть, найдут. Мы будем сидеть в лаборатории и слушать, как хлещут по палубе тугие струи. И под шум вечернего ливня я расскажу Вене про смерч, Я ему дам пощупать шишку на своей голове… все же я здорово треснулся: до сих пор в висках ломота. Потом мы сыграем с ним в шахматы. Я, как обычно, проиграю и уйду в каюту, завалюсь на койку. Там, на переборке, возле самой подушки, висит фотография женщины. Это моя жена. Наташа, Она сейчас ходит на каток и покупает к Новому году игрушки, думает, что елку украшать мы все же будем вместе… Нет, я немного задержусь. Но это ничего: впереди еще будут новогодние праздники, И мы их обязательно проведем вместе.
глава II
Корин дразнит акулу. — „Бегущая по волнам“ поднимает резиновый парус — Катастрофа… — Помощь поспела вовремя. — Где "Марлин"? — Красные ракеты. — Размышления над картой, — По следам Бомбара, — Едим планктон, — Корифены. — Мрачный вечер
Вечереет. Волны, разбежавшиеся по заливу днем, вновь начинают собираться возле „Корифены“. Немного отдохнувшая лодка опять прыгает по волнам. Задремать бы, вон как Петя Скачков, чтобы минуты, часы проскочили быстрее, но нет, не дремлется. Качка опять оживляет морскую болезнь. Ну где же „Марлин“?
— Через часик подвалит, — говорит Стась и вытаскивает из-под брезента спиннинг. — Акуленцию подразню…
Возле "Корифены“ уже несколько часов кружится акула. Она то покидает нас, то возвращается и кружит, кружит вокруг лодки. Словно чего-то дожидается, вы-сматривает. Броситься бы в океан, нырнуть раз-другой. Сразу бы голова посвежела. Но страшно; триста острых, словно бритвы, зубов наготове. Прицепив к леске самую плохую блесну, Станислав делает бросок в сторону трехугольного плавника. Акула тотчас замечает сверкнувшую, словно рыба, жестянку. Она разворачивается и устремляется к "рыбке“. Та резвится, крутится перед самым акульим носом, но, когда акула распахивает пасть, Стась резко дергает, блесна выскакивает из воды и, звонко стукнувшись, падает в лодку. Акула кружится на одном месте, разворачивается, и в это время за ее спиной вновь появляется серебряная "рыбка“. Акула направляется к ней, она голодная… И вот "рыбка“. Акула бросается к блесне, но Корин начеку.
