Жюль Верн - Кораблекрушение «Джонатана»
Молодые люди только улыбнулись.
— Мы сумеем постоять за себя, — уверенно сказал Морис Рейно.
Подписав концессионное соглашение и получив документы, оба друга сразу же ушли. Через три часа они уже находились на пути к своей концессии, расположенной у западных отрогов центрального горного хребта.
Анархия, царившая в глубине острова, с наступлением лета еще усилилась. Воображение жителей Старого и Нового Света, разгоряченное раздутыми слухами, наделило остров Осте сказочными богатствами. Сонмы золотоискателей устремились на «Золотой остров». Хотя порт их и не принимал, они все равно высаживались во всех ближайших бухтах. В последних числах января, судя по полученным сведениям, Кау-джер установил, что в некоторых районах острова скопилось не менее двадцати тысяч иностранцев. Несомненно, в случае наступления голода эти одержимые, уже теперь ведущие кровавые битвы за обладание участками, бросятся друг на друга и в конце концов перегрызутся насмерть.
К этому времени беспорядки на острове достигли предела. Среди оголтелого сброда разыгрывались невероятные, дикие сцены, в которых пострадало и несколько остельцев. Узнав об этом, Кау-джер сам отправился на участок, где происходило побоище, и смело бросился разнимать дерущихся. Но все его действия оказались безуспешными и чуть было не обернулись против него. Его оттолкнули с бранью и угрозами, и он просто чудом остался невредим.
Однако вмешательство правителя дало совершенно неожиданный результат. Разношерстное скопище пришельцев состояло из бродяг не только различных наций, но и самых различных социальных слоев. Будучи объединены глубочайшим моральным падением, они тем не менее сильно рознились по происхождению. Большинство из них вышло из грязных притонов, где укрываются в промежутках между преступлениями бандиты больших городов. Несколько же человек принадлежали к известным аристократическим семьям и, прежде чем впасть в бесчестье, пьянство и разврат, обладали значительным состоянием.
Кто-то из этих последних (кто именно, так и осталось неизвестным) опознал Кау-джера, как некогда командир «Рибарто». Но тогда чилийский капитан мог сослаться только на давнюю фотографию, золотоискатели же были уверены в своей памяти. Эти бродяги, скитаясь по белому свету, лично видели Кау-джера и, хотя с тех пор прошло немало времени, не могли ошибиться, потому что губернатор острова Осте занимал тогда слишком видное положение в обществе и его черты не изгладились из их памяти. Тотчас же его настоящее имя начало передаваться из уст в уста. Это было известное имя, и оно действительно принадлежало Кау-джеру.
Отпрыск правящей династии могущественной северной державы, предназначенный с самого рождения повелевать людьми, Кау-джер вырос у подножия трона. Но судьба, любящая иногда такие шутки, наделила сына цезарей мятежной душой анархиста.
Едва он достиг зрелого возраста, как привилегированное положение в свете стало для него источником не радостей, а страданий. Видя окружавшую нищету, он сначала пытался хоть как-нибудь смягчить ее, но вскоре должен был признаться, что затея эта превышала его возможности. Ни его колоссального состояния, ни всей его жизни не хватило бы для облегчения даже одной десятимиллионной частицы людского горя. Чтобы забыться и умалить скорбь, вызванную сознанием собственного бессилия, Кау-джер ушел в науку, как другие — в наслаждение. Но, овладев специальностями врача, инженера, социолога, он все равно не сумел найти средства обеспечить человечеству равные права на счастье. Испытав множество разочарований, он утратил ясность суждений. Принимая следствие за причину и рассматривая людей как жертвы, многие века борющиеся вслепую с безжалостной природой и пытающиеся любыми средствами добиться победы, Кау-джер пришел к выводу, что причиной всех их несчастий являются различные формы общественного строя, принятые человечеством лишь потому, что оно не знает лучших форм коллективного существования. Отсюда и глубокая ненависть Кау-джера ко всем общественным строям и организациям, в которых он видел источник вечного зла.
Не в силах смириться с возмущавшими его законами, Кау-джер не нашел иного выхода, как добровольно исключить себя из общества. Поэтому в один прекрасный день, никого не предупредив, он отказался от своего сана и богатства и пустился в поиски страны (вероятно, единственной!), которая была бы абсолютно независима. Так он обосновался на архипелаге Магеллановой Земли, где в течение десяти лет беззаветно служил самым обездоленным из людей. Но чилийско-аргентинское соглашение, а затем кораблекрушение «Джонатана» нарушили его безмятежную жизнь.
Только однажды, взяв в свои руки управление колонией, он позволил себе вспомнить о своем былом величии. Хорошо зная суть общественных законов, Кау-джер понимал, какие последствия могло иметь его бегство из цивилизованного мира. Эти законы мало интересуются людьми, но зато зорко следят за сохранением их имущества. Поэтому не было никаких сомнений, что, если даже все и позабыли о Кау-джере, состояние его тщательно оберегается. В периоде организации колонии оно могло весьма пригодиться, и правитель открыл эту тайну Гарри Родсу. Снабдив своего друга необходимыми полномочиями, Кау-джер послал его за золотом, тем самым золотом, которое теперь остров Осте возвращал ему с такой роковой щедростью!
Разглашение подлинного имени Кау-джера оказало совершенно противоположное воздействие на иноземных золотоискателей и на остельцев, хотя ни те, ни другие не оценили по достоинству высокие душевные качества этого человека.
Иностранцы, старые бродяги, исколесившие землю вдоль и поперек, слишком много познавшие на своем веку, чтобы преклоняться перед социальными рангами, люто возненавидели того, кого они считали своим врагом. Неудивительно, что он ввел законы, столь жестокие по отношению к беднякам! Он был аристократ — этим все объяснялось.
Остельцы же, наоборот, обрадовались тому, что ими правил человек такого высокого положения. Это льстило их тщеславию и еще более повысило авторитет Кау-джера.
Губернатор, увидя собственными глазами столько мерзости, возвратился в Либерию в таком отчаянии, в таком подавленном настроении, что его ближайшие друзья стали поговаривать об отъезде с острова Осте. Однако, прежде чем прибегнуть к этой крайней мере, Гарри Родс поставил вопрос об обращении за помощью к Чили. Может быть, следовало испытать еще один, последний шанс на спасение?
— Чилийское правительство не оставит нас, — сказал он, — ведь в его же интересах восстановить порядок в колонии.
