Георгий Тушкан - Разведчики Зеленой страны
— Я думаю, — сказал журналист, — обмен научной информацией между нашими странами будет очень полезен. Я хотел бы здесь получить семена и рукописи новейших научных достижений этой лаборатории. Я опубликую их в научной прессе Америки, и это прославит их авторов. Я интересуюсь, как вы делаете, чтобы каждый год, а не через год, как обычно, получать высокий урожай яблок, и этот съедобный микробелок, и эти хлоропласта, и эти доящиеся растения, и что вы делаете, чтобы так быстро вырастали орехи. И потом, меня интересуют семена цветов с таким поразительным действием эфирных масел.
— К сожалению, я не могу сейчас ничего дать — опыты еще не закончены, — уклончиво ответил Василий Александрович.
— Как же, мистер Покет, вы нашли сюда дорогу? — не успокаивался Онуфриев.
— Его Пханов привез, — мрачно сказал Ромка.
— Что значит «привез»? Этот человек хотел купить орехи и попросил подвезти его сюда, — извиняющимся и заискивающим тоном объяснил Пханов.
— Верховые лошади к вашим услугам, — с любезной улыбкой предложил Онуфриев.
— Очень хорошо, — сквозь зубы ответил журналист и, показав на свой мокрый костюм, добавил: — Завтра утром. Кони у нас есть.
Ромка отозвал ребят и яростно прошептал:
— Это Топс привел журналиста в сад! Этого нельзя простить!
VII
После возвращения из Зеленой лаборатории Топс в трепете ждал, что его тотчас же призовут к ответу, на расправу. В чем она будет заключаться, он не знал и томился в догадках. При появлении Искандера мальчик побледнел, но старик направился в сад, даже не взглянув на Топса. Ромка, провожавший Онуфриева и журналиста к реке купаться, издали погрозил Топсу кулаком.
Василий Александрович, встретив Топса во дворе, тоже ни слова не сказал, а, поправив очки, как обычно, двумя пальцами, пошел в Зеленую лабораторию, будто ничего не случилось.
Зато Егор, как только Ромка вернулся с реки, тотчас же разыскал Топса и приказал следовать за собой. Он привел его в пустой сарай, где помещались гибриды. Здесь было просторно, сухо и тихо. На длинном каменном желобе у стены, куда обычно насыпали зерно для кормления, сидели Люда, Ромка и Асан.
Топс попробовал было им улыбнуться, но вместо улыбки на его лице получилась жалкая гримаса. Друзья смотрели на него сурово и презрительно. Топс хотел было опротестовать право собравшихся судить его — пусть его поступок обсудит дружина… Или лучше не мучиться в ожидании? Он посмотрел на собравшихся, пытаясь определить их отношение. Гномик и Асан смотрели строго, но выжидательно. Взгляд Люды выражал презрение. Ромка буравил ненавидящим взором. Лицо Егора попрежнему сохраняло решительное выражение. Егор сел рядом с Людой и жестом остановил Топса, собиравшегося сесть рядом.
— Плохо получилось Алексей Омельченко, — сказал Егор, впервые называя Топса по имени и фамилии.
— Эх ты, купили тебя с пионерским галстуком за банку свиной тушонки! — не утерпел Ромка.
— Не купили! — крикнул Топс в отчаянии. Он заморгал глазами и тихо добавил: — Я ведь старался, чтобы лучше… поправить ветряк и дать электричество для светокультуры, и тогда ручку не надо крутить!
— «Ручку не надо крутить»! — передразнил его Ромка.
Егор сделал знак Ромке молчать.
— Я сомневался, — продолжал Топс, — да вдруг Пханов спрашивает у Искандера: «Когда мне ручку динамки крутить, ночью?» А Искандер говорит: «Крутить ночью». Раз такое дело, значит Пханову не запрещено ходить в сад, я и пустил.
— Искандер никогда бы не пустил Пханова в сад! — заявила Люда.
Топс говорил много и сбивчиво. Он клялся, что Пханов его обманул, что он, Топс, хотел сделать лучше — исправить ветряк.
— Это называется предательство. Но зачем ты туда провел журналиста? — возмущалась Люда.
— Я не вел журналиста.
— Он не вел, — подтвердил Гномик. — Я видел с горы, как журналист крался за ними.
Потом Топс сказал, что он искал и звал Люду. Девочка вспомнила, что она действительно была в это время на чердаке, где сушились лекарственные растения, и слышала его зов, но не откликнулась нарочно, чтобы он ей не мешал.
— Почему ты не разбудил меня? — спросил Егор. — Ведь я просил разбудить меня, когда «гости» проснутся.
— Пожалел. Думаю, ты не спал целую ночь и я тебя заменю.
— Вот ты говоришь, — начал Егор, — и выходит так, что ты не виноват. Ведь так? На войне судят по тому вреду, какой ты причинил. Ну хорошо, что орех у нас и «гости» ничего толком не поняли и не узнали, но хлоропласт все-таки разбили… — Егор замолчал и вдруг спросил мягко, по-товарищески: — Ты же понимаешь, Топс, что за такие дела, будь ты взрослым, тебе бы не поздоровилось. Дело же не в том, чтобы найти себе оправдание, а в том, как ты сейчас сам понимаешь, что ты наделал.
— Мы разведчики Четвертой пионерской дружины! — закричал Ромка. — От нас ждут героических поступков, нам доверяют, сейчас мы глаза, сердце и ум дружины, а ты нас опозорил! Гнать тебя вон из пионеров, чтоб духу твоего близко не было!
— А кто нам разведал замыслы Степки Пханова, достал карту? — спросил Гномик, заступаясь за Топса.
— Балда ты, Гномик, вот и все! — Рассердившийся Ромка, не в силах сдержать волнение, вскочил и стал шагать взад и вперед по сараю.
— Ну, Топс, что же ты молчишь? — спросил Егор. — Или тебе все равно — быть с нами или сейчас же возвратиться в город и ответить перед ребятами?
Все ждали, что скажет Топс.
— Да, — наконец сказал Топс дрожащим голосом, — раз так, лучше отправьте меня в город!
И на Топса вдруг нашло. Ему показалось, будто он, Топс, разделился и один Топс, суровый и честный, смотрит на другого, жалкого и трусливого, сверху вниз. Гномик удивленно поднял брови. Люда отвернулась, чтобы не смотреть.
— Я не могу с вами, — продолжал Топс, — потому что не…достоин. Вот я смотрю на себя, как со стороны, другими глазами. Ну что я? Я ведь трус, да и лентяй к тому же, а сейчас я не боюсь это сказать — со мной что-то случилось… Конечно, я лентяй — всё бы полегче… Все что-то сделали. Вот Гномик — он хоть маленький, а много жуков нашел, интересуется, ищет, Роман тоже, а я? Ну ни одного редкого месторождения не нашел, ни одного интересного камня!.. Что говорить… и не искал, даже под ноги плохо смотрел… Я с вами уже полмесяца, а толку чуть… Я не должен был угощаться этой тушонкой и слабительным медом. Все жадность, обжорство! — рассердился вдруг Топс на себя. — И если честно, то я захотел перешибить вас… Дай, думаю, исправлю ветряк…
— …чужими руками, — вставил Ромка.
