Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника - Александр П. Берзан
Просто так, из любопытства, немного проходимся по медвежьим тропам и мы.
– Ну и ну! – удивляюсь я, – Они – уже, все протроплены лисицами!
– Мы, ведь – не утром идём! – отзывается напарник, – Лисицы с рассветом поднялись, а сейчас – уже, за обед перевалило.
– Понятно… Но, всё-равно! Ни один выходной след медведя – не пропущен! – не унимаюсь я.
Лисицы проверили каждый медвежий след, ведущий от речки, в надежде поживиться остатками добычи. Нам, долго шагать по медвежьим следам – становится не интересно, и мы, снова, сворачиваем к речке…
С глади широкой ямы поднимаются, заметив нас, большие крохали! Я торопливо считаю птиц тройками, но всё-равно, сбиваюсь на двадцати пяти – уж очень стремителен их полёт. Мельтеша белыми зеркальцами на крыльях, крохали уходят вверх по речке.
– Интересно! В отличие от крякв, крохали всегда улетают от нас низко-низко, над самой водой! – замечает Сергей.
– Ну! – соглашаюсь я, – Кряквы – сразу свечами в небо уходят. А, крохали улетают за поворот речки низко-низко, буквально касаясь крыльями воды.
– Джак! Джак!
На гальке крутого берега, громко «джакают», потревоженные нами, две оляпки…
Ну, что ж, нам – пора уходить. Мы разворачиваемся в обратный путь, к океану…
Вот и устье Тятиной. Из затишья речной долины, мы выворачиваем вправо, на простор террас морского побережья. Как только разворачиваемся на запад – встречные струи бурана хлещут нам прямо в лицо! Согнувшись в три погибели, мы бредём под ударами ветра и колючего снега. Монотонно и бесконечно долго, бредём к Саратовскому кордону…
Саратовский кордон. Утро. Через стекло небольшого окошка, я смотрю на лесную опушку кордона…
Вот, уже третий день пошёл, как началась метель, а улучшения погоды – даже не замечается! Всё также бьёт порывами, ледяной ветер с запада. Всё также сыплет снег. Толщина снега, на лесной опушке кордона, достигла двадцати сантиметров. Градусник уверенно замер на минус двух с половиной градусах…
Уже который раз, подойдя к окну, я смотрю «на улицу»… Там – размашисто кланяется из стороны в сторону, под шквальными порывами ветра, берёза.
– По-моему, нам пора рвать отсюда! – говорит Сергей, – Пока перевал совсем снегом не засыпало.
– Ты, прямо, мои мысли читаешь! – согласно киваю я, глядя за окно, – Нужно уходить. Пока ещё можно.
Ну, чтож, вперёд – так вперёд. Мы быстро собираемся в дорогу. Консервируем кордон – убираем продукты в недоступное для крыс место, складываем свои спальники… Поднимаем на плечи свои станковые рюкзаки. Закрываем внешнюю дверь кордона на ключ и сбегаем с высокого крыльца. Торопливо пересекаем лесную, уютную опушку кордона и через несколько минут, выходим на открытые пространства морских террас. Вновь, как три дня назад, сгибаясь под порывами встречного ветра и секущей лица снежной крупой позёмки, мы бредём по побережью – на выход, в сторону Филатовского кордона…
Пройдя пять километров по голым луговинам низкой морской террасы, мы вброд переходим Камышовую. С этим, у нас проблем нет – у нас на ногах, болотные сапоги круглый год. И зимой, и летом…
Метров через двести после брода, за речкой – начинаются покрытые лесом сопки Медвежьего перевала. Закрывшись от метели их склонами, мы постепенно приходим в себя. И начинаем оглядываться вокруг…
– Фу-ууу! – шумно перевожу я, дух, – Серёж! А, здесь-то – поспокойнее!
– Точно! – соглашается напарник, – Можно дыхание перевести.
– И ветер – землю не рвёт! И снег – падает сверху, как положено.
– Ага. А не в харю лепит… Только, слышишь? Деревья по вершинам сопок, гудят.
– Гууууууууу, Гуууууууууууууу…
Мы стоим и прислушиваемся к этому непрерывному, низкому гулу…
По распадку ближайшей к нашей дороге речки Мостовая от нас перелетают орланы! Их – штук около пятнадцати и как я замечаю, из них только два – белохвосты.
– Клё-клё-клё! Клё-клё-клё!
Мы шагаем мимо, по колеям вездеходной дороги, по лесистому склону сопки, вдоль речушки. Орланы – птицы осторожные, они расходятся впереди нас, на пределе видимости, закрываясь от нас кронами высоких ив…
На перевале, снегу – больше сорока сантиметров! Мы долго и трудно гребём на подъёмы, по засыпанной снегом колее вездеходной дороги, по колено в снегу, с раскатанными голенищами своих болотных сапог. Хорошо, что снег, здесь – рассыпчатый, его не нужно таранить. Один за другим, мы шагаем по одной колее – нет смысла обоим бить целину.
– Шухх! Шухх! Шухх! – снег рассыпается, валиком белой крупы, перед чёрной резиной болотников, выше моих коленок.
Подъёмы затяжные, уже давно, перед моими глазами – только эта картинка…
– Шухх! Шухх! Шухх! Шухх!
Тяжело дыша, я останавливаюсь, под рюкзаком, на середине подъёма и оборачиваюсь к Казанцеву: «Ну, ты – как?».
– Хорошо, что мы вовремя выходим! – отвечает запыхавшийся, Сергей, – Смотри, снега сколько, уже!
– Ну! – киваю я, бросив по сторонам короткие взгляды.
Всё! Мы перевалили Медвежий перевал! Высшая точка пройдена! Дальше – спускаемся в пойму ручья Балышева. Теперь – всё вниз и вниз…
Низко, прямо над кронами ольховника поймы ручья Балышева, от нас, в разные стороны разлетаются белоплечие орланы!
– Клё-клё-клё! Клё-клё-клё! Клё-клё-клё!
Я пытаюсь их сосчитать в бинокль, но это сделать – сложно! Орланы взлетают не все сразу, табуном, как утки, а – волной, постепенно. По мере нашего приближения, ближайшие к нам птицы взлетают и разлетаются – кто куда, прикрываясь кронами деревьев. Они – не улетают вообще, а только отлетают от нас!
– Они – как чехарда! Волна, катящаяся перед нами! – озадачиваюсь я, – Так, пока до кордона дойдём, можно одного орлана семь раз посчитать!
– Ха! Ясно дело! – уже язвит Казанцев, – На то, у тебя и голова есть!
По моим подсчётам, орланов получилось – тринадцать. Из них, два – белохвосты… Заваленные свежим снегом, белые берега ручья Балышева алеют пятнами орланьих трапез.
– О! Смотри! В ручье Балышева есть живая кета! – сразу делаю я заключение, опираясь на недавно полученный опыт.
– Ага! Интересно получается! – рассуждает Казанцев, – Оказывается, незачем бегать по ручью и проверять – есть ли в нём кета. Достаточно глянуть на орланьи кормёжки!
– Ну! – соглашаюсь я.
– Клё-клё-клё! Клё-клё-клё! Клё-клё-клё!
Над долиной ручья Балышева, на участке, где он протекает мимо усадьбы Филатовского кордона – вообще, стоит галдёж и базар! Здесь, гортанно клекочут, разбираясь между собой, более двадцати пяти орланов! Мы шагаем по колеям снежной дороги…
Остался последний поворот, перед усадьбой. Над нами, среди круговорота этих сильных, крупных птиц вьются, заваливаясь с крыла на крыло, в порывах шального ветра, коршуны.
– Красивы! – признаю я, поглядывая вверх, – Нечего сказать.
Я всегда недолюбливал коршунов, за их горбатую фигуру, но эти – хороши! У них – в полном порядке оперение. Птицы хорошо упитаны и просто, красивы. Порывы ветра, конечно, резко шматуют их – но коршуны уверенно противостоят стихии.
Ручей Балышева – мелкий ручей. Он, всего-то – метр шириной. Но, в этом ручье – так много кеты! Как облезлой, так и совсем
