Виктор Дихтярев - Вся жизнь - поход
Потом запретили приходить в школу не только взрослым туристам, но и бывшим ученикам - "у нас тут своих хулиганов хватает!"
Все это накапливалось постепенно и по крупицам. С одной стороны, я понимал директрису: наших ребят приходилось отпускать на городские соревнования чаще учеников других школ. И хотя я требовал от спортсменов хорошей учебы, это не всегда удавалось. Но и сворачивать работу было бы неразумно. Уроки, спортивные праздники и соревнования взаимосвязаны. Ведь лидеры на уроках, за которыми тянутся ребята, появляются из спортивных секций и из спортивных школ, куда я пачками запихивал учеников. Ликвидируешь одно звено - начнет расшатываться вся система.
Кроме того, я был абсолютно уверен, что двоечники и те, кто вечерами слоняется по темным дворам, не станут на другой день отличниками, если их отлучить от секций и соревнований. Мне почему-то казалось, что общение со мной полезней бесцельного времяпрепровождения.
Однажды директриса спросила:
- Виктор Яковлевич, ну объясните, о чем вы битый час разговаривали с пятиклассниками под окном моего кабинета. Сидите на досках и, извините меня, болтаете. Какая в этом необходимость?
Что я мог объяснить? Говорили о том, о сем. Я что-то рассказывал, потом ребята. Действительно - болтали. Но это - не напрасно загубленное время. Здесь между нами протягиваются тончайшие ниточки взаимного доверия, которое не всегда возникает на уроках, где учитель выступает в совсем другой ипостаси. Нет, объяснить директрисе я ничего не мог - мы просто не понимали друг друга.
Перед очередной свадьбой я посоветовал девушкам спросить у словесников, нет ли у них литературы о русских обрядовых песнях. Девушки вернулись пунцовые и в слезах.
Они обратились к своей учительнице - к директрисе, но вместо обрядовых песен получили строжайший приказ: ни одному ученику на свадьбе не появляться!
Иду в директорский кабинет, спрашиваю, чем вызвано такое распоряжение.
- Школьникам на свадьбах делать нечего!
- Но это же просто большой общегрупповой праздник, театрализованное выступление, в котором задействованы наши пятиклассники и старшие ребята. Зачем же обижать их? Тем более что никакого распития у нас не бывает.
- Повторяю: на свадьбу школьники не пойдут!
- Все-таки объясните, почему.
- А вы сами не понимаете?
Откровенное неприятие всего, что мы делали становилось уже заметно и старшим школьникам, и учителям. Это было не сведение каких-то личных счетов, а только несовпадение взглядов на сущность работы педагога.
- Школе не нужны талантливые учителя, - сказала мне как-то директриса, раздраженная очередным спором с молодым учителем рисования Александром Иосифовичем Анно. - Школе нужны дисциплинированные исполнители. А всякие там эксперименты надо проводить в лабораториях.
Саша Анно был до неприличия талантлив. Талантлив не только как художник (довольно скоро начали издаваться книги с его иллюстрациями) - он был талантливо влюблен в своих учеников. На большой перемене он скатывался ко мне с пятого этажа в полуподвальный спортзал и, потрясая альбомными листами, восторженно требовал:
- Вы посмотрите, как дети работают с красками! Как они видят мир! Это поразительно!
Я рассматривал детскую мазню и, признаться, ничего поразительного в ней не находил. Но, чтобы не обидеть Сашу, изрекал глубокомысленно: - Мм-да...
- Напрасно думают, что дети кладут краски, какие под руку попадутся, Александр Иосифович нашел во мне терпеливого слушателя и торопился посвятить в тайны детской души. - Понимаете, они пишут синее небо и синюю речку без всяких оттенков - это же целостное восприятие образа! Обратите внимание: камни на берегу тоже с синевой - это не случайно акварель разлилась! Это образ! Здесь что-то от Гогена, о котором они и понятия не имеют! - Александр Иосифович любовно рассматривал листы и настойчиво втягивал меня в разговор. - Как вы думаете, почему в работах почти нет перспективы? Полагаете, от неумения? Напрасно! Для детей каждая деталь - главная, поэтому они пишут крупно и деревья, и птиц, и все выводят на первый план. Как жаль, что с возрастом такое видение мира тускнеет!
В первые же дни знакомства Саша сказал, что хочет почитать мне свои стихи. Я изредка занимался рифмотвор-чеством для всяких туристских нужд и охотно согласился послушать коллегу-дилетанта.
- В общем-то это песни, - сказал Александр Иосифович, - но без гитары я буду только читать.
И нам нельзя не рисовать, и пляшут наши кисти,
По нарисованной земле волшебный цвет разлив.
Я что-то должен досказать, дочувствовать, домыслить
Поверьте мне, поверьте мне: мир добр и справедлив!
Я понял, что встретил настоящего поэта. И не ошибся - через несколько лет Саша начал публиковаться. Вслед за стихами появились его сценарии - он читал их на радио. Стихи буквально выплескивались из него, и как это получалось - великая тайна есть.
Узнав, что Саша живет рядом с Лефортовской тюрьмой, я рассказал, что в сталинские времена в ее подвалах расстреливали под гул тракторного мотора, заглушавшего выстрелы.
На другой день Саша вошел в мой кабинетик и вытащил из кармана мятые листки:
- Я буду читать "Балладу о тракторном двигателе". Я не спал ночь и неважно себя чувствую. Извините.
Он как-то неудобно присел на краешек стула, усталый и непривычно скованный, перебрал листки - и, ни на чем не акцентируя, почти монотонно начал:
Грохочет тракторный мотор,
Толкаются в цилиндрах поршни.
Стоит курсант с лицом бульдожки
И пальцем теребит затвор...
Это были страшные и отчаянно искренние стихи.
Чтобы никто не услыхал,
Чтоб никого не всколыхнули
В затылок всаженные пули,
И кровь, и пена, и оскал.
Я стал постоянным сашиным слушателем и в дальнейшем сделал из его песен два тематических цикла для чтения у костра. С той поры прошло около двадцати лет, но до сих пор меня просят читать Анно, хотя его стихи ребята знают почти наизусть.
Как настоящий поэт, Саша смотрел дальше своего времени.
Многие его вещи кажутся написанными в середине 90 - х годов, они сейчас опубликованы, но в ту пору моего счастливого знакомства с Александром Иосифовичем я не до конца понимал их вещий смысл.
Когда уже рухнули на баррикады
Железобетонные туши столбов,
Когда разобрали на колья ограды
И ужасом сморщило лбы городов,
Весь мир раскололся на две половины,
И было уже невозможно понять,
В чем эти правы, а другие повинны,
Кого надо славить, кого убивать...
...........................................................
Вожди потрясали чужими цепями,
Врубались в мозги остриями речей,
