Виктория Финли - Тайная история драгоценных камней
Мне понравилась идея путешествовать с господином Камнем, но, к сожалению, вместе с водителем нас насчитывалось всего трое.
Край рубинов
«Добро пожаловать в Край рубинов!» — гласила надпись на огромной красной арке над дорогой. Мы миновали арку и въехали в умирающий город: развалины пагод, поросшие вьюнками, несколько загадочных переулков, ведущих в неизвестном направлении, сонные лавочки. Не успела я нацарапать в блокноте, насколько живописны остатки Могока, как мы уже выехали за пределы города. Оказалось, что это был вовсе и не Могок, а соседний городок, тот самый Каплан, о котором писал Ральф Фитч. Когда-то именно он был центром добычи рубинов, но потом его потеснил Могок, расположенный в двенадцати километрах отсюда.
Когда мы добрались до настоящего Могока, уже смеркалось. И лучшего времени, чтобы сюда приехать, нельзя было придумать. С филологической точки зрения слово «могок» означает «вечерний город». Это имя дали ему крестьяне, обрабатывавшие рисовые поля, которые уходили на рассвете и возвращались на закате. Мы подъехали к самой большой пагоде, стоявшей на холме, откуда открывался вид на город. Внизу стайка непальских мальчишек играла в футбол. Позднее мы узнали, что они внуки гуркхов — непальских добровольцев, которых набирали в ряды британских колониальных войск, когда англичане ушли. К крикам примешивалось кваканье лягушек, искавших себе пару этим теплым вечером.
Обычно города вокруг месторождений невелики по размеру — всего-то пара улиц. Прочитав отчет британского колониального правительства от 1911 года, в котором говорилось, что население уменьшилось до одиннадцати тысяч шестидесяти девяти человек, я ожидала, что Столица рубинов будет очень компактной. Но оказалось, что теперь в Могоке живут около трехсот тысяч человек, и хотя добыча камней постоянно сокращается, слухи об этом еще не успели распространиться, и потому население продолжает расти.
Вся долина была усыпана домиками с красными кровлями, которые перемежались с яркими пятнами белых пагод, похожих на тонкие стебли, а в самом центре сверкало прекрасное озеро, и местные жители рыбачили с маленьких лодочек.
Вечером, сидя в практически пустом китайском ресторанчике, я сказала Ян Нангу, что хочу сходить туда, где вечером развлекаются шахтеры.
— Не получится, — вежливо сказал он.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что шахтеры нигде не развлекаются. Им это запрещено.
Мы ехали обратно по пустым улицам. Похоже, почти все жители Могока ложатся спать в девять.
Совсем как дома
На следующее утро я завтракала в огромном, похожем на зал для партийных заседаний помещении, в котором гуляло эхо. Два официанта, не переставая кланяться, проводили меня к столу, накрытому на одного: там лежали папайя, бананы, тосты и упаковка джема. Официант помоложе выглядел усталым, оказалось, что он всю ночь не спал и смотрел футбол по спутниковому телевидению, причем, как выяснилось, играли две британские команды. Я почувствовала себя гораздо ближе к дому, чем ожидала, причем не я первая. Когда Джордж Стритер приехал сюда сто с лишним лет назад, то поразился, насколько же Могок напоминает ему родину. Европейцы любили бирманские камни как раз за экзотичность, а богатые жители Могока тоже вкладывали деньги в вещи, казавшиеся им экзотикой. Стритер писал: «В их домах можно увидеть старомодные бокалы для шампанского или американские часы, а золотая статуэтка Будды соседствует здесь с английским канделябром».
Поглощая свой завтрак в пышном, но полупустом зале, я обратила внимание, что чуть поодаль Ян Нанг о чем-то оживленно беседует с парнем в кожаной куртке, бейсболке и спортивных штанах. Когда мы отправились на экскурсию по городу, незнакомец по-хозяйски плюхнулся на переднее сиденье. Я не удержалась и спросила:
— А кто твой друг?
— А он мне вовсе и не друг. Он из правительства, — ответил Ян Нанг. Оказалось, что этого типа приставили присматривать за нами, пока мы здесь. — Это в Мьянме обычное дело.
Может, и так, но мне стало не по себе.
Господин Вин, как звали нашего сопровождающего, тут же вытащил из кармана блокнотик, на котором было по-английски написано «Спецслужбы».
На рыночной площади я сделала несколько фотографий реки, бегущей позади прилавков, чтобы запечатлеть воду цвета бычьей крови, в окраске которой виноваты наносы рубиновых шахт. Затем поинтересовалась ценами и выяснила, что жизнь в Могоке не дешевле, чем в Рангуне. Господин Вин фиксировал каждый мой шаг в блокнотике. Я решила положить этому конец. Когда мы вернулись в машину, я заявила, что хочу изменить маршрут. И Вин, и Ян Нанг заметно занервничали.
— Сегодня воскресенье. Я хочу посетить церковь, — капризно заявила я.
Днем раньше, по дороге сюда, я заметила в старой части города церковь в викторианском стиле и догадалась, что она построена на средства британского синдиката на рубеже веков. Мне захотелось увидеть, не осталось ли там памятных табличек или еще каких-то свидетельств истории шахт. Я сказала это господину Вину, который услужливо объяснил водителю, куда ехать, и через пару минут мы остановились перед современным зданием, судя по надписи на фасаде привечавшем евангелистов. Короче, не та церковь.
— А какая вам нужна? — спросил господин Вин. — Тут их сорок четыре штуки. — И все трое рассмеялись, глядя на мое вытянувшееся от удивления лицо.
— Несколько мечетей, индуистские храмы, три храма сикхов, еще китайские там всякие… а уж пагод сколько… Город большой, — сказал Ян Нанг.
Да уж, и космополитичный. Сюда, подгоняемые мечтами о рубинах, стекались люди со всей Азии, привозя с собой свою веру.
Та церковь, которую я видела на холме, оказалась католической. Скорее всего, здание было реконструировано, хотя на нем и стояла изначальная дата строительства. К сожалению, в отличие от англиканской церкви, у католиков нет традиции вывешивать имена самых выдающихся своих прихожан с эпитафиями на стены. Они эти места приберегают для святых. Когда мы приехали, нас вышел поприветствовать отец Фрэнсис. Он был из племени лису, беднейшего из национальных меньшинств. Мы все вместе наблюдали, как паства стекается к церкви по жаре в самых лучших своих нарядах: белые рубашки, пластиковые тапочки, аккуратно заштопанные брюки, все прихожане чисто умытые и причесанные. Отец Фрэнсис сказал, что из этих людей практически никто не связан с торговлей драгоценностями.
— Это бедняки, они счастливы и на стройке поработать, редко кто трудится в шахте.
— Но хотели бы?
