Петр Семенов-Тян-Шанский - Путешествие в Тянь-Шань
Пройдя сульфатару в диагональ, я встретил на юго-запад от нее выход кварцевой жилы с железным блеском. Впереди нас возвышался мелкосопочник, получивший название Актау (белые горы) от своего белого цвета, подобного цвету побелевших пород сульфатары. В Актау находились месторождения квасцов и, как утверждали местные киргизы, нашатыря. Китайцы оставили здесь везде следы опытов своей разработки на серу, квасцы и на руды, по их свидетельству железные и серебро-свинцовые, как и в Калкане.
На дальнейшем нашем пути растительность, по-видимому, изменилась, но она так уже высохла и поблекла, что я не мог установить характера растительной формации и мог определить только немногие виды растений, между которыми я заметил бледно-желтую Statice semenovi. Верстах в пяти к северо-востоку от сульфатары мы встретили прекрасные колодцы с водой, картинно осененные еще свежими высокими камышами (Phragmites communis) и Eragrostis poaeoides. Осенняя энтомологическая фауна этой местности показалась мне довольно богатой; по камням, между прочим, медленно ползали красивые жесткокрылые из рода Prosodes. Издали мы видели стада быстроногих куланов (Equus hemionus)[86]и сайг (каракуйрюков)[87].
Группа Кату немного возвышается над Конуруленским плоскогорьем. Вдали за Актау блестела широкая лента реки Или, а за ней был виден зубчатый профиль горы Богуты. Поздно вечером мы вернулись из нашей поездки в горы Кату на ночлег в аулы Тезека.
8 сентября мы выехали от Тезека только после полудня, окончательно распростившись с ним, и, переехав через каменистое плоскогорье Конурулен, доехали до подошвы гор Аламан и остановились здесь на ночлег при выходе из гор реки Караколы.
9 сентября, рано поутру, мы поднялись Караколой в гору. Первые встреченные нами обнажения состояли из светло-серого диоритового порфира. Следуя вверх течения Караколы, мы мало-помалу вступили в продольную безводную долину хребта Аламан и последовали ею к востоку-северо-востоку. Отсюда увидели первый еловый лес, встреченный нами на южном скате хребта, но он ютился на склонах продольной долины, обращенных к северу. Далее вышли на реку Букон, которая образуется здесь из слияния двух ветвей, и проследовали восточной ветвью до ее вершины. Все обнажения на нашем пути состояли из диоритового порфира.
Далее мы повернули несколько к северо-востоку, пересекая вершины речек, текущих на восток, и стали подниматься на скат кристаллических пород, поднимающих гигантские пласты осадочных, а именно кремнистого сланца с падением 45 к юго-востоку.
Легкими перевалами мы достигли до кульминационного пункта всего горного прохода через Аламанский хребет, который оказался здесь, по моему гипсометрическому измерению, в 2470 метров абсолютной высоты. Измерение было сделано в 11 часов утра при температуре 14 C. Все обнажения на перевале состояли из красного порфира.
Вид к востоку-юго-востоку на цветущую китайскую Илийскую провинцию с ее утопающими в зелени деревьев поселками, до Кульджи включительно, был обширный и восхитительный. Течение Или при прозрачной атмосфере было обозначено светлой ленточкой. За этим течением ясная атмосфера позволяла нам рассмотреть сначала Нань-Шань, то есть предгорья Тянь-Шаня, а затем ряд облаков обозначал направление самого Тянь-Шаня, там, где находился Мусартский горный проход.
Осмотревшись с вершины перевала, мы начали быстро спускаться на северную его сторону, следуя вдоль речки, которая ниже своего верховья уже сопровождалась еловым лесом, у нижнего предела которого мы и полдневали. Отсюда мы вышли на продольную долину, образуемую верховьем реки Бурохуджир и носящую название Саз. На всем спуске в нее горная порода во всех своих обнажениях состояла из сиенита. Сазская долина, при значительной ширине своей, мягкости ее скатов и постоянстве направления от востока к западу, медленно повышалась.
Пройдя истоки Бурохуджира, мы очутились на перевале Югенташ, абсолютная высота которого оказалась, по моему гипсометрическому измерению, в 1880 метров. Термометр в 2 часа пополудни показывал 17 C.
Сначала мы спускались с перевала по реке Кескен-терек, но потом река отошла от нас влево, и мы более на нее не выходили, но шли косогором, не выходя из ее продольной долины, и перешли три ее притока, носящие название Уч-су.
Во все время нашего следования через перевал Югенташ мы видели под нами обширные пятна вечного снега, а растительность была совершенно альпийская, между которой особенно бросался в глаза альпийский мак (Papaver alpinum). Спускались мы по скату широкой продольной долины легкими увалами, имея постоянно в виду на дне долины светлую извилистую ленту Кескен-терека, но, наконец, повернули правее отдельной сопки Аргал-тюбе и, не доходя и пяти верст до низкого перевала Аган-каты, ночевали в аулах суванского племени Большой орды.
10 сентября мы перешли рано поутру в аулы нашего старого знакомца Адамсарта, находившиеся от нас в пяти верстах, и только после полудня снова пустились в путь, перешли Аган-хаты, вышли на реку Кок-су и к вечеру достигли Джангызагачского пикета.
11 сентября, в 8 часов 30 минут утра, я был уже на Каратале, где определил при температуре 18 C высоту Каратальской долины в 670 метров.
12 сентября я возвратился в Копал, где пробыл три дня, определив высоту Копала на его площади в 1020 метров. Встреча с полковником Абакумовым была самая радушная, и он оказал мне существенную услугу отправлением моего тяжелого тарантаса со всеми мной собранными коллекциями почтовой дорогой в Семипалатинск и устройством для меня объездного пути в самой легкой повозке через цветущие русские поселения северной части Семиреченского края, Лепсинское и Урджарское.
Дорогой мой спутник, сопровождавший меня во все мое тянь-шаньское и заилийское путешествия 1857 года и перенесший с замечательным самоотвержением все труды и опасности путешествия, художник Кошаров, спешивший возвратиться в Томск к началу преподавания в гимназии, расстался со мной и поехал в моем тарантасе по почтовому тракту до Семипалатинска, с тем чтоб оттуда доехать до Томска на перекладных. Провожая его 15 сентября, я переехал в этот день из Копала в Арасан.
16 сентября, рано поутру, я выехал из Арасана через Кейсын-ауз. Переезжая через Биен, я заметил не виданное мной до сих пор растение – вид рогоза (Typha stenophylla). На самом Кейсын-аузе я заметил целые заросли диких низкорослых вишен (Cerasus prostrata).
Высота перевала оказалась, по моему определению, в 1160 метров абсолютной высоты – только на 210 метров выше Арасана. Зато спуск на северную сторону был несравненно длиннее, и на конце его лепсинская дорога отделилась от главного Семипалатинского тракта. Верст через семь от раздела дороги мы выехали на реку Ак-су Дорога наша проходила по степи от запада к востоку вдоль подошвы хребта. Сильный западный ветер, дувший с утра, катил перед нами совершенно высохшие стебли разных растений, называемых здесь «перекати-поле», между которыми я заметил Ruta davurica. Вся растительность здесь выгорела и поблекла. Дождя с 15 июня здесь не было. На реке Ак-су нам запрягли прекрасных киргизских лошадей, и мы помчались быстро через кочки и арыки. В реке Ак-су я заметил валуны сланца и гранита. За рекой степь не изменяла своего характера верст двадцать до реки Баскан и еще десять верст до Саркана. Она была покрыта высокой поблекшей растительностью когда-то раскошных трав, между которыми я заметил характерные типы Althea, Sophora alopecuroides, Salvia sylvestris, Lasiagrostis splendens.
