Александр Харитановский - Человек с Железным оленем

…Нет, начальник Югорской зимовки определенно не знал, что, называя достижение Травина «никчемным геройством», он своим равнодушием обижал отважную молодость романтических, светлых и трудных 30-х годов.

Равнодушие – ржавчина любого дела. Первую веху всегда кому-то надо ставить, в том числе и в спорте, туризме. Для этого часто требуется перемахнуть через пропасть, через горный поток, а в ряде случаев через более трудное – глухомань предубежденности, догматизма, равнодушия. Но веха, несмотря ни на что, все же ставится. Тем и дороги для нас эти первые…

Сибирская даль всегда манила людей любознательных, отважных. С тех пор как в 1639 году казак Иван Москвитин первым из русских вышел на берег Охотского моря, то есть увидел Тихий океан с запада, несть им числа. И уже ни годы, ни месяцы, а какой-то десяток летных часов требуется, чтобы пересечь советскую Евразию из конца в конец…

Но у нас речь о велопутешествии.

Не будет новостью, но и нелишне здесь сказать, что Россия – родина не только велосипеда, но и велопробегов на дальние расстояния. Изобретатель чудесной легкой машины уральский мастер Е. М. Артамонов является и первым велостайером: в 1801 году он прибыл с Урала, из Верхотурья, в Москву на своем двухколесном самокате и на нем же вернулся домой, проделав в два конца 5000 километров. Почти через сто лет, в 1895 году, этот путь повторил его земляк из Кунгура М. Серебряников. Велосипедные путешествия в начале XX века становятся обычным явлением: наших гонщиков видят в Вене, Париже, Риме, Будапеште…

«Русский велосипедист первым обогнул земной шар!» – такое сообщение появилось во многих газетах мира в 1913 году. Речь шла о часовом мастере (? – ред.) Анисиме Панкратове . Взяв старт в июне 1911 года из Харбина, он поздней осенью был уже в Петербурге, а отсюда направился за границу. Панкратов проехал Германию, Балканы, Швейцарию, Италию, Испанию. Переправившись в Соединенные Штаты, пересек их с востока на запад. Затем через Японию и Китай летом 1913 года снова возвратился к исходной точке – в Харбин. Международный спортивный союз наградил путешественника за выдающееся достижение Бриллиантовой звездой.

Но пора вернуться к Глебу Травину, рискнувшему совершить, кажется, невозможное – колоссальный велопробег вокруг СССР, включая Арктику! Так как же начался этот поход?

Названный тихим

Пассажиры, ехавшие на пароходе «Астрахань», который шел в последнюю неделю ноября 1927 года из Владивостока на Камчатку, удивлялись шумной компании, устроившейся в крайней кормовой каюте. Оттуда неслись то песни, сменявшиеся громкими спорами, то дробь каблуков.

Гуляки! – решили соседи. Но когда один из любителей выпивки сунулся «поддержать компанию», то на глазах у всех из двери вылетели по очереди сначала визжащий гость, затем его фуражка и в заключение жестяная банка японского спирта, купленная им тайком во время стоянки в японском порту Хакодате.

Прошли деньки тяжелые, прошли года,Но не забыть их восковцам уж никогда.Как на границах СССР белогвардеец и эсерУзнали удаль красного бойца.Да эх!

Через широко распахнутую дверь в каюте можно было видеть группу молодых военных. Дирижировал плотный командир с кубиками в петлицах. Он в такт мелодии рубил рукой воздух и вел хор баритоном:

Вперед же, восковцы, вперед!За наш Октябрь, за наш народ!..

В середине дня, когда началась порядочная качка, военный с кубиками вышел на палубу.

Тяжелые волны, усыпанные стружкой пены, громыхали по бортам корабля, злобно заглядывали зелеными глазами в иллюминаторы, запрыгивали на палубу.

…Океан, океан! Названный Тихим, ты бережно нес каравеллы Фернандо Магеллана, обманув на века своим полугодовым смирением мореплавателей. Это ты Тихий – с ураганами, смерчами, с извергающимися огнем и пеплом вулканами, движущимися водяными горами – цунами?! Вырыл ли твое ложе гигантский звездный метеорит, то ли Луна, оторвавшись от матери-Земли, оставила на ее лике вечно дрожащую, магмой кровоточащую рану, не знают пока люди, как ты, Тихий и Великий, лег между двумя материками. Лег и скрыл под собой третью часть планеты…

Опершись на поручни, военный подставил лицо штормовому ветру.

»…Великий океан. Любопытно, в нашем Пскове тоже Великая, но река. И улица, на которой жил. Петропавловская. Почти дома. Только теперь придется добавлять «на Камчатке»… Да, Псков, город родимый!»

Палуба то вздымается, заслоняя горизонт, то проваливается. И как волны, наплывают воспоминания.

…Побитые шины старой телеги, на которой сидят отец с матерью и пятилетний Глеб, тарахтят по булыжной мостовой. Красив Псков. Золотом горят маковки сорока его церквей. Весело смотрят большими окнами сложенные из красного кирпича дома, над белеными оградами – весенняя кипень садов.

– Это что, тятя? – Глеб показывает на длинные громоздкие здания.

– Солдатские казармы, сынок. Тут и я служил.

– Царю служил – костыль нажил, – хмуро замечает мать.

К семье в деревню Косьево, затерявшуюся в псковских лесах, солдат Леонтий Травин заявился неожиданно – демобилизовался «по чистой».

На царском смотре ротному не понравилась его выправка – носки по-уставному не развернул. Офицер вырвал винтовку и ударил прикладом по ступне.

С плаца Леонтия с размозженной ногой отнесли прямо в госпиталь.

«Калека какой в крестьянстве работник, – решил отставник. – Один выход – в город подаваться».

Так семья Травиных попала в Псков. Отец нанялся дворником и сторожем на квасном складе.

Склад возле самой реки Великой. Правда, она не столь уже велика, но несет баржи, пароходы – пузатые, голосистые, с колесами до бортов. Из-за этих красных с шумом шлепающих по воде «мельниц» пароходики кажутся очень сильными.

Глеб пропадал на реке с утра до ночи. В дельте Великой, перед ее впадением в Псковское озеро, в тростниковых зарослях водится всякая живность: крякают утки, кричат выпи, порхают маленькие перевозчики, бьются по песчаным отмелям самцы-турухтаны, грозно распустив цветные воротники; прыгают длинноносые кроншнепы, носятся с криком чайки; по мелким илистым заводям важно разгуливают на ногах-ходулях цапли и журавли, высматривая зазевавшихся лягушек. В зарослях гнездятся на мелких разливах мириады жуков, головастиков. Дельта – богатейшее место для жировки птицы.

А вверх по реке, по левому берегу, в каменоломнях ужи. Можно наблюдать, как они спят, едят, охотятся, плавают вблизи берега.

Тут же рядом поселились ежи. Соседство, по правде говоря, для безобидных пресмыкающихся неприятное. Глеб однажды видел, как колючий коротконожка ухитрился расправиться с целым семейством ужей…