Жюль Верн - Зеленый луч
Вдруг на лодку налетел шквал и она, покачавшись на гребне крутой волны, внезапно исчезла в бездне. Крик ужаса вырвался из уст пассажиров «Гленгарри». Лодка погибла? Нет! Она снова вынырнула из пучины; сильные удары весел гребца заставляли ее приближаться к пароходу.
— Смелей! Смелей! — кричали матросы с парохода, раскачивая длинный канат, дожидаясь удобного момента перебросить конец его на лодку. Волны немного улеглись, а это давало пароходу возможность войти в опасный проход. Не медля ни минуты, капитан повел «Гленгарри» к проходу туда, где погибала лодка; она оказалась теперь всего в нескольких саженях от парохода. Веревки были брошены, пойманы, крепко привязаны к носу лодки, и «Гленгарри», дав задний ход, быстро вышел из прохода с лодкой на буксире.
Через несколько минут молодой человек и находившийся без чувств старик матрос были уже на палубе. Тут хладнокровие, не покидавшее молодого человека, пока он боролся с водоворотом, внезапно оставило его, и он, сильно взволнованный, стал приводить в чувство старика матроса.
Через несколько минут тот пришел в себя.
— Мистер Оливер, — пробормотал он.
— О, мой старик! — воскликнул молодой человек со слезами на глазах. — Наконец-то ты пришел в себя! Как ты себя чувствуешь?
— Ничего. Хорошо. Я бывал в худшем положении. Теперь мне отлично.
— Слава Богу! Моя неосторожность едва не стоила тебе жизни! Но теперь мы спасены!
— Я спасся благодаря вам, мистер Оливер!
— Нет! Бог пришел на помощь тебе и мне.
И молодой человек горячо обнял старика, не скрывая своего волнения от свидетелей этой сцены. Потом, обернувшись к капитану парохода, сказал:
— Я не знаю, как благодарить вас за оказанную нам услугу.
— Я, сударь, только исполнил свой долг, и, если говорить правду, мои пассажиры имеют гораздо больше прав на вашу благодарность, чем я, — тоже волнуясь, произнес капитан.
Крепко пожав капитану руку, молодой человек сиял шляпу и изящно поклонился пассажирам. Да и действительно, было за что благодарить пассажиров «Гленгарри»: не приди пароход на помощь погибающей лодке, она и те, которые в ней были, погрузились бы навсегда в бездну океана.
Во время этого обмена любезностями мисс Кампбель сочла за лучшее держаться в стороне. Она не желала, чтобы указали на нее как на главную виновницу благополучной развязки драмы. Отойдя к борту парохода, молодая девушка вспомнила вдруг о цели своего путешествия.
— А луч! А солнце! — воскликнула она.
— Солнца нет! — сказал брат Сэм.
— Луча нет! — подтвердил Сиб.
Хотя горизонт был чист и прозрачен и солнце бросало на небо свой чудный «зеленый луч», мисс Кампбель не могла видеть этого: в ту минуту, как совершалось это дивное явление, мысли ее были всецело поглощены погибавшей лодкой.
— Жаль! — тихо проговорила она. — Другого случая увидеть «зеленый луч» едва ли можно скоро дождаться.
Но девушка сказала это без особой горечи, вспоминая обстоятельства, помешавшие ее наблюдениям.
Тем временем «Гленгарри», благополучно выбравшись из водоворота Корриврекан, взял прежний курс на Обан.
Старик матрос сел в свою лодку и, обменявшись рукопожатием с молодым человеком, поднял паруса и поплыл к острову Джура.
Что касается молодого человека, то он оказался с этой минуты в числе тех туристов, которые ехали в Обан.
Оставив справа острова Суно и Линг с их обширными ломками шифера, принадлежавшими маркизу Бридальбэну, «Гленгарри» пошел вдоль острова Сили и, миновав вулканический остров Керреру, причалил наконец у пристани Обана, когда уже было почти совершенно темно.
Глава седьмая. АРИСТОБЮЛЮС УРСИКЛОС
Если бы в Обане было такое же огромное число приезжих на морское купание, как в Брайтоне или Рамсгэте, то и тогда такая важная особа, как Аристобюлюс Урсиклос, не могла бы остаться незамеченной.
Обан, не возносясь на высоту своих соперников — городов, знаменитых морским купанием, тем не менее курорт, посещаемый не без удовольствия праздной и богатой публикой Великобритании.
В этом году в августе в Обане не было недостатка в приезжих, и на доске одной из лучших гостиниц можно было прочесть уже в продолжение нескольких недель между более или менее знаменитыми фамилиями и фамилию Урсиклос; на доске значилось: Аристобюлюс Урсиклос из Демфриза (Южная Шотландия).
Этому джентльмену было от роду двадцать восемь лет; он никогда не знал молодости, и, по всей вероятности, ему не суждено было знать и старости: он точно родился в том возрасте, в котором должен был оставаться всю жизнь. Наружность его была ни хороша, ни дурна; лицо не имело в себе решительно ничего привлекательного или выдающегося, за исключением только носа, который был так короток, что казался снятым и приставленным с другого лица. Волосы этого господина были слишком белокуры, и из тех ста тридцати тысяч волос, которые, по последним статистическим данным, должны украшать каждую человеческую голову, у него осталось не более шестидесяти тысяч, считая и жиденькую бородку; глаза его были совершенно бесцветными и безжизненными — одним словом, если бы человек этот был создан обезьяной, то он был бы самым красивым экземпляром этой породы животных и, может быть, одного его только недоставало последователям Дарвина для окончательного подтверждения его теории.
Аристобюлюс Урсиклос был богат деньгами, но был еще богаче знаниями: он был даже чересчур ученым человеком и принадлежал к числу тех молодых людей, которые только и делают, что надоедают всем и каждому своими универсальными познаниями. Кандидат двух университетов, надо сознаться, имел гораздо больший запас сведений в отраслях физики, химии и астрономии, чем в литературе. Он был до крайности высокомерен, но другим казался почти идиотом; с видом невыносимо скучного педанта давал вкривь и вкось объяснения всему, что ему попадалось на глаза. Над ним не смеялись в глаза, так как в нем не было ничего смешного, по каждый в душе находил, что человек этот странен и смешон. Ни кому так не шел, как к Аритстобюлюсу Урсиклосу, девиз английских франкмасонов: «слушай, смотри и молчи».
Этот оригинальный ученый молодой человек никогда никого не слушал, ничего не видел вокруг себя и говорил почти не переставая. Одним словом, для полной его характеристики достаточно сказать, что он походил на героя Вальтера Скотта Джарви, а какая девушка не предпочла бы ему Роб Роя? Таков был Аристобюлюс Урсиклос, и можно только удивляться, что братья Мельвиль пленились им до такой степени, что мечтали сделать его своим племянником. Чем мог он понравиться им? Вероятнее всего, произвел на них выгодное впечатление тем, что он был первым человеком, обнаружившим желание жениться на их племяннице. Братья Сэм и Сиб в наивном восхищении, вероятно, подумали про себя в то время: «Вот молодой человек, богатый, хорошей фамилии, необыкновенно ученый; он будет превосходной партией для нашей дорогой Елены. Все условия для этого брака вполне подходящие. Свадьба не замедлит состояться». После этого глубокомысленного умозаключения братья Мельвиль втянули в себя по доброй понюшке табаку и закрыли табакерку, причем крышка ее издала легкий, сухой стук, точно говоря: «Дело решенное».
