Тахир Шах - Год в Касабланке
Я прождал Хамзу у закрытой двери внутреннего двора двадцать пять минут. Может быть, он надеялся, что я передумаю и уйду, чтобы заняться чем-нибудь другим.
Когда сторож наконец вернулся с коробкой из-под обуви под мышкой, глаза его были опущены вниз. Он поковырялся в коробке и напряженно произнес:
— Ключа здесь нет.
— Ты плохо искал. Дай я посмотрю.
Сторож прикрыл коробку руками.
— Я сам посмотрю, я сам посмотрю! — воскликнул он, снова начав ворошить рукой в коробке.
Он ковырялся в ней еще минут десять, после чего уверенно заявил:
— Ключа здесь нет.
— Сюда что, никто никогда не заходит?
— Нет, никто, — ответил Хамза. — Здесь долгие годы никого не было.
Таинственность закрытой комнаты заинтриговала меня еще сильнее. Я начал представлять себе то, что может находиться за ее дверью.
— Есть другие комнаты, они куда как интереснее этой, — сказал сторож. — Охота вам с ней возиться.
— А ты в ней бывал?
Сторож взмахнул рукой.
— Да, конечно. Ничего особенного.
— Когда ты в последний раз там был?
Хамза на миг задумался.
— Много лет назад.
— Но эта комната — важная часть дома, — уверенно сказал я. — Давай откроем ее.
Я предложил принести молоток и разбить замок. Но как раз в этот момент над районом трущоб зазвучал призыв муэдзина.
Хамза подхватил коробку и побежал, бросив через плечо:
— Мне пора молиться.
Закрытая комната не выходила у меня из головы. Когда я заговорил о ней с Османом, тот ответил, что единственным, кто вообще заходил в нее, был Хамза.
— Он всегда ходит туда по ночам, — сказал он.
— Ты хочешь сказать, что Хамза делает это и сейчас?
— Конечно, — подтвердил Осман. — Он ходит туда каждый день.
— А что в ней? — спросил я.
Осман скорчил гримасу, хлопнул ладонями себе по щекам и стиснул зубы. Он тяжело дышал.
— Что там, в этой закрытой комнате? — повторил я свой вопрос.
— Я не знаю, — ответил сторож. — Честное слово, я не знаю.
Если не принимать во внимание загадку с запертой дверью, то в целом отношения со сторожами продолжали улучшаться. И вот однажды утром я вышел во двор и заметил, что Хамза выскользнул из той самой комнаты. Обнаружив, что я иду к нему, он моментально захлопнул дверь. Я потянул дверь за ручку. Она была наглухо заперта.
— Нельзя ли открыть дверь, прямо сейчас?
Сторож отвел взгляд. Лицо его взмокло от пота.
— Она заперта. — ответил он.
— Это понятно, но ты только что вышел оттуда. У тебя есть ключ.
— Его у меня нет. Клянусь Аллахом, у меня нет ключа.
Я готов был обыскать Хамзу, но что-то меня остановило. Почему-то я почувствовал, что лучше оставить его в покое. Честно говоря, я даже не могу объяснить причину. Всё это очень странно. По идее я должен был вынудить Хамзу отдать мне ключ, причем немедленно. Но я не сделал этого, словно что-то повлияло на мое решение.
Хотя мы еще не начали в доме ремонт, но уже стали покупать вещи, чтобы сделать свою жизнь в нем более удобной: посуду, лампы, дополнительные матрацы и кое-что из садовой мебели. Однако вскоре обнаружилось, что водители такси неохотно соглашаются ездить в район трущоб. Они говорили, что разбитая дорога, ведущая туда, — слишком большое испытание для их драгоценных автомобилей. Поэтому я решил нанять машину.
Первым пронюхал про мой план Осман. Он одобрил идею и сказал, что он и другие сторожа помогут мне осуществить ее, поскольку я не знаком с тем, как арендуются машины в Марокко. Я решил, что они направят меня в какую-нибудь крупную и авторитетную фирму. Но вышло совсем не так. Сторож имел в виду нечто абсолютно другое. Вечером Хамза зашел к нам в спальню и сказал, что они с товарищами всё устроили.
— Что значит всё?
— Никаких проблем, мсье Тахир. Мы нашли прекрасную машину. Это очень, очень хорошая машина.
И объяснил, что у мясника из района трущоб есть машина, которую он не водит по причине больной спины, и мне прямой расчет взять ее у него. Однако я сильно разочаровался, узнав, что машину эту в течение двадцати лет использовали, чтобы возить туши овец с бойни к кишевшим мухами мясным прилавкам.
Сев в этот автомобиль, я почувствовал себя участником любопытного научного эксперимента, в котором в качестве подопытных морских свинок использовались пассажиры. Сиденья машины были инкрустированы останками мертвых опарышей, а в воздухе было черным-черно от мух. И сколько я их ни убивал, меньше их не становилось.
Взглянув на машину, я поблагодарил сторожей, похвально отозвался о щедрости мясника и вежливо отказался от предложения.
— В ней недостаточно места, — сказал я.
— Что вы имеете в виду? — удивился мясник. — Сюда можно уместить десять забитых овец.
Он постучал по заднему сиденью.
— Здесь полно места. Здесь хватит места на всю вашу семью.
— Но я хотел с полным приводом.
— Эта машина гораздо сильнее любой с полным приводом! — возмутился мясник.
— В ней есть барака, — сказал Осман. — Она принесет вам удачу.
Я посмотрел на эту жалкую груду замаранного кровью металла, с потрескавшимся ветровым стеклом, разбитыми фарами и усеянными раздавленными и засохшими опарышами сиденьями.
— Ну пожалуйста, — прошептал Осман. — Возьмите и испытайте ее. Всего на несколько дней.
— Хорошо, — угрюмо согласился я. — Но только на несколько дней.
Только позже я понял эту игру. Игру, в которую меня вовлекли без моего ведома. Игру, в которую в Марокко все — а не только иностранцы — играли вместе с родными и друзьями. Марокканцы считают своим долгом помогать всем своим близким. Не прийти на помощь значит навлечь позор и бесчестье на семью. Эта замечательная традиция привела к тому, что каждый тут изо всех сил стремится заставить вас делать то, от чего вам, по его мнению, будет лучше. За годы, проведенные на Востоке, я хорошо узнал эту систему. Возьми я машину напрокат в фирме, наши сторожа вкупе со своими домашними не пережили бы позора — страшного стыда за то, что они не приняли участия.
Как почти любое другое транспортное средство в Касабланке, машина мясника была помята со всех сторон и буквально разваливалась на части. С другой стороны, как я ни проклинал злополучный автомобиль, все-таки имелся и один плюс: машина давала мне возможность быть похожим на окружающих. Никому из тех, кто видел меня за ее рулем, и в голову не могло прийти, что я иностранец; или так мне, по крайней мере, думалось.
В тот момент, когда я осторожно влился в безумный поток машин, испытывая тошноту от запаха разлагающейся крови, я был похож на пацифиста, оказавшегося на поле битвы. Автомобильное движение в Марокко не похоже на нормальное движение. Это — настоящий бой, состязание волевых характеров, в котором шанс выжить дается только самым отважным. Каждый участник этого движения, за исключением меня, был асом маневрирования. Вы можете кинуть руль резко влево или вправо, будучи уверенным, что все остальные машины ловко увернутся от вас.
