Путешествия в Святую Землю. Записки русских паломников и путешественников XII-XX вв. - Коллектив авторов
Мы вставили этот эпизод, чтобы показать, сколько хлопот консулу с поклонниками. Тут же подоспели заботы о стройке гостеприимной обители; приобретение участка земли в городе, возня по этому поводу с турецким правительством и происками греков. Наконец, исправление купола; приехал французский архитектор, турецкий чиновник. Это поглотило окончательно все время консулов. Они поминутно совещались между собой. Каждому хотелось, разумеется, подставить ногу всем другим. Католики защищали интересы католиков, мы — свои, православных. Армяне работали, под шумок, капиталами. Турки старались держать себя нейтрально. Однако, история кончилась тем же, чем кончались все предыдущие истории того же рода: французский архитектор опять уехал на берега Сены, — турецкий чиновник вернулся в Константинополь. С нашим архитектором было бы то же — если б его не задерживало возведение русских гостеприимных домов за Иерусалимом. В таком положении дела оставались до настоящего времени. Теперь, как слышно, вновь съехались в Иерусалим архитекторы. Что они делали или уже сделали — мы не знаем.
У английского и американского консулов (не имеющих непосредственного отношения к святыням Гроба Господня) не мало дела с подданными их правительств, которых очень часто нужно защищать с разных сторон. В свободные часы у кого-нибудь из консулов сооружается, по европейскому обычаю, вист, преферанс или другая игра. Не то все сходятся у жены прусского консула, послушать ее прекрасную игру на фортепиано, кажется, единственном в Иерусалиме, переехавшем туда из Яффы на плечах двенадцати «хамалов», по-нашему носильщиков, здоровенных как верблюды. Наконец, при появлении в Иерусалиме какого-нибудь значительного путешественника, соответственный консул, с добавлением иной раз и других консулов для компании, устраивает торжественную прогулку вокруг Иерусалима, объясняя по-своему историю стен, рвов, неизвестных развалин. У дервиша, живущаго в пещере Иеремии, бывает, обыкновенно, привал, с шампанским. В Царских Каменоломнях, под Иерусалимом, другой привал; пускаются ракеты, делается большее или меньшее освещение подземных зал факелами, смотря по средствам и характеру консула. Осмотр Омаровой мечети тоже сопровождается возможными в той стране удобствами и эффектами. Под конец всего завтрак или обед у консула, с неизбежным шампанским. Прибавим в скобках, что на Востоке пьется этого вина, относительно, чуть ли не более чем в Европе.
Когда же тут, в самом деле, к этой возне, хлопотам, нестерпимой скуке прибавлять еще объяснения с турецким правительством о чистоте города, к тому же объяснения, которые, в большей части случаев, ровно ни к чему не приведут? Гораздо легче приучить свои носы к уличным ароматам, а глаза к таким зрелищам, каких в Европе уж никак не увидишь.
Оставим же этот сорный, интригующий Иерусалим и пойдем к Иерусалиму минувшего, вопрошая уцелевшие от разгрома веков дивные памятники старины: где целую рыцарскую залу, где кусок портала, стену, помнящую первых еврейских царей, вековечный водопровод, не портящийся в течение тысячелетий, цистерну, объемом в громадную залу.
IV
Весьма не далеко от храма Гроба Господня, в узком-преузком переулке, служащем как бы продолжением (через площадь) того, которым мы пришли ко храму, видится странное длинное здание, с готическими окнами, значительно отделяющееся от окружающих его турецких построек, здание, от которого так и пахнет сейчас для опытного взгляда средними веками, рыцарством. Да! Это, действительно, остатки рыцарского Гостеприимного дома, но какие остатки? Всякий, не так знакомый с древней архитектурой и не очень сю интересующийся, пройдет мимо и не удостоит взором этих некогда пышных и великолепных палат рыцарей Иоанна Иерусалимского. Все обрушилось, обсыпалось, стало желто, как почва Палестины. Пыль веков покрывает с полвершка украшения окон и дверей. Потолок упал. С главным входом сделалось что-то такое, вследствие чего лучше и удобнее проникнуть внутрь чрез окошко, разумеется, страшно перепачкавшись. Едва мы очутились этим способом в зале, которая так сияла пред очами Севульфа, и прошли немного далее, рассматривая красивые бордюры окон, остатки гербов и пр., как к нам явился, точно из-под земли, молодой копт, парень с вечною копотью на лице и на руках, очень плохо одетый: он предлагает показать «антики», находящиеся в «его владениях».
Это точно его владения. Рыцарская зала и все что к ней прикасается, из построек того времени, принадлежит теперь, каким-то образом, убогому семейству коптов, которые тут же и живут, в одной комнате-не-комнате, а скорее в сумрачном подвале, на грудах всякого сору и обломков. Разумеется, ни один из членов этого семейства ничего не знает о здании, где считаются хозяевами. «Антики, куда ходят зачем-то франки», вот и все, что знают эти Копты. Ничего не скажут вам сами по себе и пыльные покои, по которым возникший из-под земли парень поведет своих гостей. Необходимо вооружиться каким-то европейским сочинением, где остроумно отреставрированы старинные залы и все к ним относящееся.
Размеры нашей статьи не позволяют подробно заниматься каждым памятником. Для этого пришлось бы написать целые томы. Мы будем проходить, отмечая только что-либо особенно выдающееся, указывая на самые крупные черты.
Несколько шагов далее, путник встречает несомненно древнюю стену, времен первых еврейских царей. Мы об ней уже упоминули, говоря о месте, приобретенном русским правительством внутри Иерусалима.
Если идти вправо, очутишься на базаре: с туфлями, уздами, башмаками, сладким тестом. Те же бедуины, турки, разостланные верблюжьи шкуры и, как водится, тот же необыкновенный шум и гам.
В одном месте базар примыкает к мягкеме, духовному судилищу мусульман. Тут ворота Баб-Эль-Коттанин (бумагопрядильщиков), — одни из древних ворот священной ограды Соломонова Храма.
Как оне назывались тогда, Бог их ведает. Но существование ворот в этом пункте при Соломоне и после него признается всеми исследователями иерусалимской старины. Познакомясь с кадием, красивым стариком в белой чалме и цветистом халате, не то с кем-нибудь из второстепенных членов судилища, можно полюбоваться, в открытую арку, лучшим местом Иерусалима, к сожалению, еще ревниво укрываемым мусульманским фанатизмом от взоров христиан: это священный, в течение стольких веков, Харам-Эс-Шериф[28], как называют его арабы: ровная площадь в шестьсот шагов длины и триста семьдесят ширины, покрытая в центре древними плитами.
В разных пунктах площади разбросано несколько мусульманских
