Генри Мортон - По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла
Постепенно улицы города пустеют. Человеческие голоса смолкают, их сменяют всевозможные механические шумы.
Больше всего это похоже на кормежку какого-то чудовищного монстра. Из мастерских и заводских помещений доносится гудение конвейеров, лязг и грохот станков. На ваших глазах складывается замысловатая головоломка центральных графств Англии. Сложная механика приходит в движение: здесь выпускаются варганы и корсеты, заклепки и пуговицы стальные ручки и гильзы, каретки и обручальные кольца, автомобили и мотыги, винтовки и колыбели.
Наверное, в мире не существует вещи, которая бы здесь не производилась.
Мелкие работодатели приезжают на трамваях. В девяти из десяти случаев они выглядят и разговаривают, как простые подрядчики. И почти всегда могут продемонстрировать своим подрядчикам, что и как работает. Это потому, что двадцать лет назад такой хозяин и сам стоял у станка. Крупные предприниматели приезжают в роскошных лимузинах, но этим разница и исчерпывается. Они тоже принадлежат к тому самому рабочему типу: люди, выросшие и разбогатевшие в Бирмингеме, их мнения и внутренние убеждения сформировались в Бирмингеме, они досконально знают свой бизнес изнутри. Иначе и быть не может, ведь их дело составляет суть самой жизни.
В этом заключается одна из особенностей (и, пожалуй, главная добродетель) Бирмингема: дедушки нынешних фабрикантов столетие назад прибыли в город, не имея запасной рубахи. Единственная аристократия, которая существует в Бирмингеме, — это аристократия успешного предпринимательства. Дед честно и упорно трудился и в конце своей жизни пришел к тому, что уже другие люди стали работать на него. Его сыновья унаследовали и приумножили дедовское состояние. Они тоже всю жизнь вкалывали и передали дело своим сыновьям — просвещенным молодым людям, обучавшимся в Оксфорде. И теперь уже от них зависит, что будет с семейным бизнесом в будущем — рухнет оно в пропасть коммерческой неудачи или вознесется на новые вершины…
Теперь вы, наверное, понимаете, почему в Бирмингеме всего три фешенебельных улицы (да и те довольно короткие). Этот город не только чересчур занят работой, чтобы заботиться о внешней красоте и величии, но в нем еще и не хватает местной элиты — тех самых миллионеров, которые бы швыряли деньги на возведение роскошных домов и модных магазинов. Бирмингем — город сдержанных людей и весьма умеренного богатства. И, как мне показалось, богатство это более равномерно распределено между всеми жителями, чем в других крупных индустриальных городах.
В Бирмингеме вы не обнаружите внешнего, показного блеска. Скорее, это город-трудяга, очень полезный город — такой, который заботится больше не о собственной внешности, а о достигнутых результатах. Он меряет жизнь меркой материальных достижений. Человек великой учености или же эстет с обостренным чувством прекрасного навряд ли захочет жить в Бирмингеме. Ибо город этот представляет собой хорошо смазанный, отлаженный механизм, который нацелен сугубо на производственный процесс.
Здесь нет старинных развалин или других туристических достопримечательностей. Если в Бирмингеме и можно чем-то восхищаться, так это энергией и напором трудолюбивых жителей. Чем удивить заезжего иностранца в Бирмингеме? Разве что достижениями муниципальных властей — новенькими омнибусами с крытым верхом и пневматическими шинами, неожиданными мундирами полицейских, да еще, пожалуй, замечательной валлийской водичкой, которую доставляют сюда за семьдесят три мили (вода действительной вкусная и, слава Богу, никак не сказывается на местном произношении). Но порой — время от времени — вам случается обратить внимание на лицо, выделяющееся из толпы особым, ярким выражением… лицо, которое принадлежит не Бирмингему, а всему человечеству. И тогда вы понимаете, что под маской вечной занятости здесь тоже скрывается человеческая драма с ее надеждами, успехами и отчаянием. Просто бирмингемцы, эти дисциплинированные труженики, привыкли держать свои чувства под контролем и подчинять их высшим целям.
Повторюсь: в Бирмингеме работа составляет саму суть жизни.
В каждом городе существует такое место, куда людские толпы устремляются по субботним вечерам. Блаженное время, когда рабочий день завершен, а карман греет недельный заработок (или хотя бы его часть).
Для многих и многих тысяч горожан это единственная возможность социального общения, которая выдается в течение недели. Интересно отметить, что подобные места встреч почти всегда располагаются в самой старой части города. Как правило, это бывшие рыночные площади, которые сохранили свое очарование для рабочего люда и после того, как возникли новомодные торговые центры и всевозможные универмаги. Люди все равно приходят туда, где собирались их отцы и деды. Для Бирмингема таким местом является «Булл ринг»…
Восемь часов вечера.
Расположенный у подножия крутого склона, «Булл ринг» напоминает чашу, до краев наполненную жизнью. В центре площади и по периметру расположены торговые прилавки, а между ними медленно перемещаются тысячи горожан. Понаблюдав за ними совсем недолго, вы отмечаете характерную особенность бирмингемской толпы: она кажется почти бесшумной! Люди, как обычно, расхаживают туда-сюда, теснятся у лотков, смеются, разговаривают, покупают пучки сельдерея, картошку и копченую селедку, временами заходят в паб опрокинуть рюмочку спиртного, затем снова возвращаются в толчею, но при этом почти не производят шума! Гуляния происходят в традиционной бирмингемской манере — спокойно и дисциплинированно.
На площади стоит статуя Нельсона, которая выглядит хорошо сохранившимся, чисто вымытым обломком кораблекрушения. Под ней обычно проходят религиозные митинги и выступления ораторов. Здесь вы можете послушать какого-нибудь апологета большевизма, которые нет-нет да объявляются в больших городах. Хотя, вообще говоря, бирмингемцы не слишком интересуются политикой. Экстремистские лозунги не находят здесь отклика — наверное, это объясняется продуманной позицией городских властей, которые делают много хорошего для города (пусть даже они и восславляют Господа посредством новой шпонки на лыске…)
— Подходите, мэм! Купите парочку селедок для своего старика! Взгляните, какие красавицы! Вы только понюхайте, пощупайте! Давайте-давайте, не стесняйтесь…
Вот в такой непринужденной манере обращаются к покупателям лондонские лоточники. Они стремятся окружить себя атмосферой напористого, фамильярного веселья. Другое дело бирмингемские торговцы — люди строгие, печальные, пожалуй, даже угрюмые. Если они и разговаривают с покупателями, то, как правило, ограничиваются отрывистыми, лаконичными замечаниями по существу. Такими как: «Бананы! Пенни за штуку… Только что доставлены с Канар!»
