Жюль Верн - Агентство «Томпсон и К°»
При этом новом испытании Томпсон чуть не начал рвать на себе волосы. Реакцию капитана Пипа понять было невозможно. Однако его насупленные брови свидетельствовали, что погодой он недоволен.
Беспокойство капитана, хотя он его и прятал, было для всех очевидно. Ночью Пип находился на палубе. Каким образом надеялся он достичь земли на лишенном управления корабле?
Пока же горизонт оставался пустынным, без единого островка или скалы.
День прошел в напряжении. С утра все стали чувствовать голод. Если слабые и тщедушные переносили вынужденный пост легче, то сильные и крепкие испытывали настоящие мучения. Особенно страдал Пипербум. Он с явным сожалением реагировал на молчание судового колокола и отсутствие каких бы то ни было приготовлений к еде. И когда не услышал сигнала ни к завтраку, ни к обеду, то потерял терпение. Он подошел к Томпсону и, энергично жестикулируя, дал ему понять, что умирает с голоду. Томпсон тоже жестами показал, что ничего не может сделать, и голландец впал в глубокое отчаяние.
Джонсон оказался счастливее всех. Алкоголя на корабле хватало, и для него это с лихвой возмещало отсутствие еды. Отупение, в котором он постоянно пребывал, лишало его всякого чувства страха.
У Бейкера такого утешения не было, однако он, по-видимому, пребывал в отличном настроении и не казался голодным. Робер не мог удержаться, чтобы не выразить удивление.
— Вы не испытываете голода? — спросил он.
— Нет,— ответил Бейкер.
— Не будете ли вы так добры сказать, как вам это удается? — спросил Робер.
— Нет ничего легче. Я просто ем в обычное время.
— Едите? Но что?
— Могу показать.— Бейкер жестом пригласил Робера в свою каюту.— Впрочем, у меня хватит еды и на двоих.
Еды хватило бы и на десятерых. Взяв с Робера клятву молчать, Бейкер продемонстрировал ему два огромных чемодана с провизией.
— Как! — воскликнул Робер, восхищаясь такой предусмотрительностью.— Вы подумали и об этом!
— Когда имеешь дело с агентством Томпсона, нужно быть готовым ко всему,— глубокомысленно ответил Бейкер, предлагая Роберу от своих щедрот.
Робер воспользовался этим великодушием, чтобы отнести добычу американским пассажиркам. Те согласились принять еду с условием, что молодой человек возьмет кое-что и себе.
Для других пассажиров, лишенных такой поддержки, время тянулось страшно медленно. И какой же крик облегчения вырвался у всех, когда около часу пополудни с фок-мачты крикнули: «Земля!»
Думая, что приближается спасение, все посмотрели на капитанский мостик. Но капитана там не оказалось. Требовалось, однако, немедленно сообщить ему эту новость. Кто-то из пассажиров постучал в дверь капитанской каюты. Но ни в каюте, ни на корме Пипа не нашли.
Туристы забеспокоились и разошлись по всему кораблю, громко клича капитана. Тем временем неизвестно откуда распространилось известие, что трюм на три фута заполнен водой.
Все словно обезумели. Бросились к лодкам, но столкнулись с командой, охраняющей шлюпки по приказу капитана. Людской поток хлынул на верхнюю палубу. Многие проклинали и Томпсона и Пипа, лишивших их последнего шанса на спасение.
Томпсона тоже никто не видел. Можно было предположить, что он предусмотрительно спрятался, пережидая в безопасности, пока пройдет гроза.
Капитан же в это время, как всегда, исполнял свой долг.
Узнав о новой беде раньше всех, он бросился в трюм и внимательно его осмотрел. Результат был неутешительным.
Он тщательнейшим образом исследовал трюм, но в подводной части судна дыр и пробоин не нашлось. Явной течи не обнаружилось. Вода проникала в трюм не в одном месте, а капля за каплей просачивалась в тысячах мест. Очевидно, заклепки не выдержали непрерывных ударов волн, швы разошлись, и «Симью» просто разваливался от старости.
С этим капитан ничего поделать не мог и, слушая убийственный шум воды, вынужден был признать свое бессилие.
Однако несколько мгновений спустя он как ни в чем не бывало поднялся на верхнюю палубу и спокойным голосом приказал команде взять себя в руки.
Положение было не таким уж безнадежным. Земля, по-видимому, приближалась, и, если дружно взяться за насосы, можно откачать воду из трюма.
Надежда на это скоро улетучилась. Стало ясно, что вода опережает усилия матросов, трюм продолжает заполняться на пять сантиметров в час.
Земля же, хотя и находилась в пределах видимости, не приближалась. Солнце уже садилось, а пятнышко суши оставалось в том же отдалении.
Этой ночью никто не спал. С трепетом ожидали восхода солнца. К счастью, в июне оно появляется здесь очень рано.
К четырем часам стало возможно различить низкий песчаный берег, над которым слегка возвышалась суша и пик Мартин — самая высокая точка острова. Остров оказался в пределах видимости за двадцать — двадцать пять миль. Следовательно, течение, каким бы оно ни было слабым, все же несло «Симью» к берегу, и мало-помалу, со скоростью одного узла, к полудню корабль приблизился к месту, называемому косой Мартиниш, на одну милю. И тут течение внезапно изменило направление и устремилось с севера на юг, удвоив скорость.
Теперь до земли совсем близко. Вода в трюме поднялась до одного метра двадцати сантиметров. Если ничего не произойдет, то корабль скоро сядет на мель вблизи берега. Это «приземление» должно произойти относительно благополучно, пока погода прекрасная и море спокойно.
Но не тут-то было. «Симью» следовал вдоль берега, не приближаясь к нему. Отдавшись течению, корабль огибал неровности, косы, оставаясь на расстоянии неизменной мили от берега.
Без конца измеряли глубину. И результат все тот же: бросить якорь невозможно.
Капитан яростно кусал концы своих усов. Берег близок, рукой подать, но недостижим. Настоящие танталовы муки[132].
Да и вид берега не очень-то радовал. Ни одного дерева, ни клочка растительности. Повсюду, куда хватало взгляда, простирались лишь песчаные пространства.
По мере продвижения к югу берег опускался. Остров превращался в бесплодную равнину.
К трем с половиной часам достигли Петра-ди-Луми, где покачивалось несколько рыбачьих лодок. Подали сигнал бедствия, но никто не ответил. Петра-ди-Луми осталась позади.
Через два часа обогнули Восточную косу, и у пассажиров вспыхнула было надежда: корабль сильно приблизило к берегу водоворотом, до суши теперь самое большее метров пятьсот.
К несчастью, течение изменило направление так же внезапно, как и возникло, и «Симью», не приближаясь к берегу, стал следовать вдоль острова Сал. Очертания его вырисовывались теперь довольно четко.
