Жюль Верн - Путешествие и приключения капитана Гаттераса
Между Альтамонтом и Гаттерасом было немало общего; значительное сходство характеров, но ни малейшей симпатии друг к другу! Черты сходства отнюдь не сближали этих двух людей, впрочем, внимательный наблюдатель живо подметил бы между ними значительную разницу. С виду экспансивный, Альтамонт на деле был менее искренен, чем Гаттерас; он был более уступчив, но далеко не обладал правдивостью капитана; его характер не внушал такого доверия, как суровый темперамент Гаттераса. Раз высказав свою мысль, Гаттерас весь отдавался ей. Американец говорил много, но иной раз нельзя было уловить его мысли.
К таким выводам пришел доктор, долгое время наблюдавший Альтамонта. Клоубонни не без оснований опасался, как бы между капитанами «Форварда» и «Порпойза» не возникла вражда или даже ненависть.
Разумеется, из этих двух капитанов командовать должен был только один. Несомненно, Гаттерас имел все основания требовать подчинения со стороны Альтамонта — и как старший и как более сильный. Но если первый стоял во главе своего экипажа, то второй находился на своем корабле. И это уже давало себя знать.
Из каких-то соображений или инстинктивно Альтамонт сблизился с доктором, которому был обязан жизнью; но к этому достойному человеку он испытывал скорее симпатию, чем благодарность.
Так уж всегда бывало с доктором: друзья вырастали вокруг него, как колосья под солнечными лучами. Говорят, иные люди из кожи лезут, чтобы нажить себе врагов, но доктору и это бы не помогло.
Воспользовавшись расположением Альтамонта, доктор постарался узнать истинную цель его полярного плавания. Но американец, наговорив много, в сущности ничего не сказал и вернулся к своей излюбленной теме — Северо-Западному проходу.
Доктор подозревал, что экспедиция Альтамонта имела совсем другую цель, именно ту, которой так опасался Гаттерас. Поэтому он решил не допускать соперников до споров на эту щекотливую тему. Однако это ему не всегда удавалось. Самый безобидный разговор мог ежеминутно уклониться в сторону, и любое слово могло вызвать столкновение между соперниками.
И вскоре это столкновение произошло. Когда постройка дома была закончена, доктор решил отпраздновать это событие торжественным обедом; ему пришла блестящая мысль воскресить на полярном материке европейские обычаи и развлечения. Бэлл весьма кстати подстрелил несколько куропаток и белого зайца, первого предвестника близкой весны.
Пиршество состоялось 14 апреля, в воскресенье, после Фоминой недели. Погода стояла ясная и бесснежная, но мороз не смел вторгаться в ледяной дом: весело гудевшие печи живо бы с ним расправились.
Пообедали плотно: с удовольствием ели свежее мясо вместо надоевшего пеммикана и солонины; чудесный пудинг, приготовленный доктором, был дважды вызван на сцену. Ученый кок, в фартуке и с ножом у пояса, сумел бы угодить самому лорд-канцлеру.
За десертом подали вино. Альтамонт не принадлежал к обществу трезвости, поэтому он и не думал отказываться от рюмки джина или водки. Остальные сотрапезники, люди обычно умеренные, без вреда могли позволить себе легкое отступление от правил. Итак, с разрешения доктора в конце этого веселого обеда каждый мог чокнуться с товарищами. Во время тостов в честь Соединенных Штатов Гаттерас упорно молчал.
После обеда доктор затронул один любопытный вопрос.
— Друзья мои, — сказал он, — мы благополучно прошли проливы, одолели ледяные горы, пересекли ледяные поля и, наконец, добрались до этих мест. Но это еще не все. Предлагаю вам дать название гостеприимной стране, в которой мы нашли спасение и отдых. Так издавна поступают мореплаватели всего мира, и ни один из них не забывал это делать, будучи в положении, подобном нашему. Наряду с гидрографическим описанием берегов мы должны дать имена мысам, заливам и вершинам этой страны. Это совершенно необходимо!
— Что дело, то дело! — воскликнул Джонсон. — Стоит назвать землю каким-нибудь знакомым именем, и она начинает тебе казаться не такой чуждой, и чувствуешь себя уже не таким одиноким и потерянным в неведомой стране!
— К тому же, — заметил Бэлл, — это поможет давать указания во время пути и выполнять задания. Во время какого-нибудь похода или на охоте мы можем разбрестись в разные стороны, и чтобы найти дорогу, надо знать, как она называется.
— Итак, — заявил доктор, — мое предложение принято. Постараемся теперь столковаться насчет названий и не забудем при этом ни нашей родины, ни наших Друзей. Что до меня, то, глядя на карту, я всегда радуюсь, когда вижу имя моего соотечественника на каком-нибудь мысе, острове или посреди моря. Это, так сказать, вмешательство дружбы в географию.
— Вы правы, доктор, — сказал Альтамонт, — к тому же ваша манера выражаться придает еще большую ценность вашим словам.
— Так начнем по порядку, — ответил доктор.
Гаттерас не принимал участия в разговоре: он о чем-то напряженно размышлял, но, заметив, что взгляды товарищей устремлены на него, он поднялся и сказал:
— Я предлагаю, и надеюсь, никто не будет возражать, — тут Гаттерас взглянул на Альтамонта, — дать нашему дому имя его искусного строителя, самого достойного из нас, и назвать его «Домом доктора».
— Здорово сказано! — воскликнул Бэлл.
— Прекрасно! — подтвердил Джонсон. — Дом доктора!
— Лучше не придумаешь! — заметил Альтамонт. — Да здравствует доктор Клоубонни!
Раздалось дружное троекратное «ура», которому Дэк вторил восторженным лаем.
— Итак, — сказал Гаттерас, — пусть за нашим домом останется это название, и будем надеяться, что со временем мы назовем именем нашего общего друга какой-нибудь новый материк.
— Ах! — воскликнул Джонсон. — Если бы земной рай еще не имел названия, то имя доктора пришлось бы ему как раз под стать!
Растроганный Клоубонни из скромности попробовал было отказаться от этой чести, но это ему не удалось. Пришлось покориться. Итак, было торжественно провозглашено, что этот веселый обед состоялся в большой зале Дома доктора, что он был изготовлен на кухне Дома доктора и что вся компания весело отправится на покой в спальню Дома доктора.
— А теперь, — заявил Клоубонни, — перейдем к более существенным нашим открытиям.
— Прежде всего, — ответил Гаттерас, — нас окружает огромное море, чьи волны еще не бороздил ни один корабль.
— Как это так — ни один корабль? — возразил Альтамонт. — Мне кажется, не следует забывать «Порпойз». Ведь не прибыл же он сюда сухим путем, — насмешливо добавил американец.
— Это и в самом деле можно подумать, глядя на скалы, на которых он сидит! — съязвил Гаттерас.
