Евгений Устиев - По ту сторону ночи
Конечно, мы не дошли до озера. Перед закатом показалась долина Кедона и живописная рощица, где мы уже были несколько дней назад. Стройные лиственницы и стелющиеся кусты кедра букетом поднимались на высокой террасе правого берега. Лучшего места для лагеря не придумаешь.
— Хватит! Ноги больше не идут, ночуем здесь!
Ни Сережа, ни я никогда не забудем этой последней стоянки. Когда разгорелся большой костер и тускнеющее небо осветилось снопом искр, усталость почти слетела с наших плеч. Полуголые, мы приплясываем вокруг огнедышащей горы дров, поворачиваясь к ней-то одним, то другим боком. Однако, обсохнув и отдохнув, мы с еще большей остротой чувствуем голод.
— Эх, хорошо бы краюху хлеба, — горько вздыхает Сережа, — с маслом да с большой миской каши!
Выпив по дымящейся кружке сладковатого чая, в который влит весь остаток водки, мы готовимся ко сну. Алкоголь подействовал на голодный желудок немедленно. Прошедшее и будущее рисуются сейчас главным образом в юмористических тонах. Пошатываясь и пошучивая, мы сдвигаем костер в сторону и, убрав угли, застилаем прогретую землю толстым слоем веток. Едва укрывшись одеялом и вытянув ноги на теплой постели, сразу засыпаем. Закрыв глаза, я еще слышу смолистый запах распаренных веток и ощущаю жар от горячей земли. Отстранясь на более прохладное место, я погружаюсь в полный причудливых видений сон…
До метеостанции мы добрались лишь к исходу следующего дня. Последний день нашего путешествия тянулся как нескончаемый и томительный кошмар. Собственно говоря, мы выбились из сил уже у озера, не пройдя и пяти километров от ночлега. А нам нужно было пройти еще двадцать. Мы шагали как автоматы, стараясь ни о чем не думать, никуда не смотреть и ни о чем не говорить. Никаких лишних усилий, одна цель — дойти!
Перед уходом я разделил все, что осталось съестного, — по четыре карамельки и по куску сахара. Сережа съел все сразу, я пытался растянуть свои запасы хотя бы до полудня. Однако вскоре, заметив страдальческий взгляд юноши, я отдал ему одну из своих конфет и разом прикончил остальные. Самым страшным в этот день был, впрочем, не голод — тяжелее была безмерная усталость. Измученное тело больше страдало от необходимости передвигать чугунные, негнущиеся ноги, чем от сосущей пустоты желудка!
Когда в конце этого длинного дня мы добрели до края поселка, в густых вечерних сумерках показалось какое-то движущееся светлое пятно, за ним другое. Через несколько минут мы услышали фырканье и топот стреноженных коней.
— Лошади?! — хрипло пробормотал Сережа.
…Это действительно были лошади из партии Кейвуса, Их пригнали сюда два дня назад — с недельным запозданием против срока и совсем не с той стороны, откуда они должны были бы прийти по плану!
— Будь у всех наших геологических партий походные рации, — сказал позже, отставляя кружку с чаем, Петр, — Кейвус бы радировал: дескать, обнаружил руду, поэтому изменил маршрут и запоздал с лошадьми, извиняюсь, подождите. И все было бы в порядке!
— Дайте срок, Петя, будут у нас, геологов, не только радиостанции, но и вертолеты! Однако и в таких условиях данное слово и взятое обязательство должны лежать в основе человеческих отношений. Без этого никакая техника не поможет!
Впрочем, крепкий сладкий чай и мирная под аккомпанемент сверчка беседа скоро смягчили мое сердце, и, отправляясь спать, я уже подтрунивал над втянувшимися щеками Сережи.
Скалы над морем
Два летних сезона подряд мне пришлось вести геологическую съемку на северном побережье Тауйской губы. Это было хорошее время. Невозможно забыть овеянные свежим ветром и озаренные утренним солнцем пробуждения. Размеренный, как дыхание, прибой доносит до палаток запах выброшенных водорослей и соленые брызги. Блестит на траве роса, и шуршит под набегающей волной светлая галька…
Выходишь из палатки и, потянувшись, полной грудью вдыхаешь легкий морской воздух. Вот и еще один счастливый день впереди! Сейчас мы умоемся до пояса в холодном ручье, позавтракаем, закинем за спину рюкзаки и, взяв молотки, отправимся в маршруты каждый в свою сторону.
Вон за тем мысом, что сбегает в море у горизонта, я на днях заметил в отвесной скале кварцевую жилу. Ее нужно осмотреть и взять образцы. Несколько раз я собирался это сделать, но не хотелось отрывать помощников от их задания, а одному мне к нависшему утесу не подобраться.
Успех геологической съемки во многом зависит от обнаженности места. Лес, почва, трава скрывают от глаз геолога выходы коренных пород, маскируют складки и превращают геологические структуры в сложные головоломки.
Насколько проще составлять геологическую карту открытой местности! Нет леса, смыта почва. Обнаженные скалы подставляют солнцу и ветру свои ребристые бока, которые природа разрисовала сложными узорами геологической структуры. Тут все видно, все ясно и домыслам почти нет места!
Как раз такие благоприятные условия встречают геолога на скалистых морских берегах.
Северное побережье Охотского моря известно своей суровостью. Круто уходят в воду громадные обрывы. Bека за веками размывают и полируют их ветры и волны. Стучится о скалы пенистый прибой, и редки укрытые от ветров бухты с тихой водой. Но именно эта протянувшаяся на сотни километров каменная стена и привлекает геологов. Работать у ее подножия нелегко, иногда рискованно, но всегда интересно и, главное, плодотворно! На великолепных сплошных обнажениях маршрут за маршрутом, шаг за шагом раскрываешь замысловатые загадки природы.
Стоит отойти от берега, как обстановка быстро меняется. Исчезают скалы, сглаживается рельеф. На пологих склонах пышно цветут высокие травы и ползет цепкий кустарник. Но решение ребуса найдено на берегу. Теперь дело во времени и терпении. Редкие коренные обнажения, торчащие среди леса одинокие глыбы, щебнистые высыпки между корнями деревьев, как нить Ариадны, ведут мысль по геологическому лабиринту. Идут дни, множатся маршруты, и наша карта уже расцвечена яркими красками условных обозначений. Они раскрывают привычному глазу состав залегающих здесь горных пород и историю развития этой части земли.
Вот вытянулись поперек склона складки древних песчаников и сланцев. У мыса Харбиз они рассечены множеством оруденелых кварцевых жил, на которые следует обратить внимание. А у глубоко врезанной бухты с забавным названием Бочонок на карте виден значок ископаемой фауны. В конце бухты среди пластов окаменевшего ила мы нашли тонкие веретенца белемнитов и выпуклые спирали аммонитов. Окаменевшие юрские моллюски заставили нас плясать от восторга. Еще бы! В наших руках оказался ключ к определению геологического возраста этих слоев. Отныне мы знаем, что около полутораста миллионов лет назад здесь шумели волны теплого моря!
