Мили ниоткуда - Барбара Сэвидж
Я была порядком наслышана о египетских крысах. Когда во время войны с Израилем египтяне покинули города, расположенные на берегу Суэцкого канала, их заняло племя гигантских крыс и принялось там плодиться. Оттуда крысы веером рассыпались по дельте Нила, заполонив Нижний Египет, к северу от Каира. Многие из них достигали размеров некрупной кошки, и каждый год земледельцы дельты теряли из-за серых тварей добрую часть урожая. По сообщениям, которые я читала в Каире, гигантские крысы нередко убивали насылаемых на них кошек. Существовало по меньшей мере одно подтвержденное сообщение о том, как крысы напали на новорожденного крестьянского младенца и загрызли его. По счастью, гигантские крысы еще не дошли до Каира. И хотя Верхний Египет был наводнен крысами, они все же были мельче, чем те, что сновали в пыли и кустах вокруг нас.
Решив, что крысы нас не побеспокоят, я переключила внимание на мух. К этому времени мушиный батальон сплошной черной корой покрыл нашу снедь, мухи лезли в рот, в ноздри и в глаза. Мы пытались отмахиваться от них, но стоило только опустить руки, как мухи тотчас налетали снова. Это было безнадежное сражение. Недолго думая, мы примирились с необходимостью набить желудки в непролазной грязи, в компании с суетившимися вокруг крысами и мухами, «пощипывающими» наши лица и пищу. Едва мы успели покончить с едой, как возле нас с дороги свернул грузовик. Выскочив из кабины с криком: «Добро пожаловать в Египет!» — водитель сунул нам две полных пригоршни сахарного тростника, после чего, не задерживаясь, залез обратно в машину и был таков.
Надо сказать, что до сих пор асфальтовая дорога от Каира до Бени-Суэйф была большей частью ровной и гладкой. Но попадались и незаасфальтированные участки, где мы пробирались через рыхлую грязь, камни и густые клубы дыма и пыли, поднимаемые легковушками, автобусами и грузовиками. Даже над асфальтом в воздухе стояла удушливая пыль. К концу дня, после десяти часов езды в пыльном мареве, наши глаза застилал туман, в горле першило, а из ноздрей струились потоки черной слизи. Мы обливались потом, а потому густая оболочка грязи превращала в драже наши липкие тела. В сумерках воздух заполонили тучи комароподобного гнуса, впивающегося в кожу и в волосы.
К моменту прибытия в Бени-Суэйф, раскинувшийся в восьмидесяти милях от Каира, нас обоих плотно облегал черный, клейкий «костюм» из пыли, пота и мошкары. В ушах эхом звучали бьющие по перепонкам гудки грузовиков, после шестичасовой голодовки желудки жаловались на пустоту. Двое изнемогающих от усталости велосипедистов, каковыми мы являлись, добравшись до Бени-Суэйф как раз с наступлением темноты, были не в состоянии выдержать двухчасовую процедуру регистрации, которую уготовила нам местная полиция.
Изваяние, представшее перед нами на повороте в город, при ближайшем рассмотрении оказалось дюжим суровым полисменом. Когда мы остановились и спросили у него дорогу в отель, он окликнул проезжавшего мимо велосипедиста лет двенадцати и велел ему проводить нас. Мальчишка протащил нас по бесконечным грязным, узким, извилистым улочкам к отелю напротив железнодорожного вокзала. Пока мы пробирались по городу, прохожие в галабеях предлагали помочь нашему юному проводнику, а мелкая ребятня, пытавшаяся увязаться за нами, получала от отцов звонкие шлепки и ворчливые нравоучения.
«Мест нет. Полиция — штамп — паспорт» — вот все, что мог сказать нам портье захудалой гостиницы. Мы пожали плечами, мол, не знаем, что делать. На самом деле хотелось только одного: завалиться спать прямо здесь и сейчас. Мы ждали, пока осторожный зануда переговорит с нашим провожатым. Потом мальчуган жестом показал нам следовать за ним. Мы опять побрели на улицу, оседлали велосипеды и потащились следом за мальчишкой в полицейский участок. Все объяснив стоящей на входе охране, наш провожатый остался стеречь велосипеды. Нас же охранник завел в ближайшую от входа комнатушку и оставил одних ждать за барьером.
Комната была пуста, не считая обшарпанного деревянного стола и трех стульев. Столешница обнажена до неприличия: ни бумаг, ни телефона, ни пишущей машинки. Стены, не знавшие краски, и голый цементный пол. На конце свешивающегося с потолка длинного шнура болталась беззащитная в своей наготе лампочка, но света от нее было на пенс. Усевшись на стулья, мы с Ларри принялись ждать. Непонятно только — чего. «Чудно как-то, — подумала я, — ну и денек сегодня». Мы протомились в ожидании минут двадцать, прежде чем в комнату ввалилась группка полицейских и солдат, всего их было пятеро. Один из полисменов говорил по-английски.
— Откуда вы? — требовательно спросил он.
— Из Соединенных Штатов.
— А, американцы — добро пожаловать в Египет!
— Спасибо.
— Я — Хелми. Паспорта, пожалуйста.
Сперва Хелми взял мой паспорт и уселся с ним за стол. Только сейчас я заметила, что стол всеми своими ящичками смотрит на нас, а не на Хелми. Хелми с хрустом перелистывал страницы, держа мой паспорт «вниз головой», и только дойдя до фотографии, перевернул его, как нужно. Изучая фото, он то и дело оглядывал меня с головы до пят.
Напряженную тишину разорвал зов муэдзина к вечерней молитве, один из солдат метнулся в угол, схватил скатанный в трубочку молитвенный коврик и расстелил его на единственном свободном квадратике голого пола в этой комнатушке — у самых моих ног. Рухнув на колени, он принялся класть земные поклоны, вознося молитву Аллаху. Хелми и остальные не обращали на него ни малейшего внимания, их взгляды были прикованы к нам. Через каждую секунду, когда молящийся солдатик, хлопнувшись лбом об пол, подскакивал вверх, он заслонял меня от Хелми.
— Прежде чем пойти в отель, вы регистрируетесь в полиции, — объяснил Хелми, перестав мусолить наши паспорта. — Таково правило. В центрах туризма — в Каире, Луксоре и Асуане — регистрацию паспортов в полиции берут на себя отели. В таких городках, как Бени-Суэйф, куда туристы не заглядывают, вы сами идете в полицию и регистрируетесь. Мы проверяем всех, кто путешествует по Египту. Ищем преступников, палестинцев и израильских шпионов. Теперь я несу ваши паспорта начальству. Шеф должен просмотреть ваши документы. Ждите.
Нам ничего не оставалось, как ждать. Мы промыкались более часа. К тому времени я так проголодалась, что готова была начать глодать ножку стула,
