Гарун Тазиев - Запах серы
На шестой день мы решили ехать без остановок до пограничного пункта Мояле. Казавшаяся бескрайней долина внезапно уперлась в обрывистый выступ Эфиопского нагорья. Я вел головной «джип» и первым почувствовал, как круто вверх стала забирать дорога. Вскоре пришлось включить оба ведущих моста. Грунтовая дорога вилась над обрывом, прижималась к стене, — все выше, выше. Мы торопились скорее выбраться на ровную поверхность плато. И тут в ярком свете фар впереди показалось нечто непонятное… Похоже, это перегораживало дорогу, но я боялся снизить скорость, настолько круто в гору шел подъем. Шипованная резина покрышек и так буксовала на скользкой глине после недавно прошедших дождей, и при торможении нас могло бросить юзом в сторону. В сторону — означало к краю обрыва!
В следующее мгновение все стало ясно: поперек дороги лежал опрокинувшийся грузовик, и обогнуть его не было никакой возможности. Я осторожно затормозил, и мы с Франко соскочили на землю. Позади остановился «лендровер» с Динелем и Марно, а минутой позже — грузовик с Антонио и Жан-Луи.
Открывшееся нам зрелище было тягостным. Тяжелая машина лежала перевернувшись колесами вверх, из кузова неслись крики и стоны. Мы различили торчащие руки и ноги. Вокруг суетились трое людей — видимо, они сидели в кабине и сумели выбраться. Под скалой покоились три недвижных тела… Несчастье произошло буквально за несколько минут до нас. Двадцать пассажиров, ехавших стоя в кузове самосвала, — частая картина, которую видишь в слаборазвитых странах, — оказались теперь пленниками опрокинувшейся машины. Позже, внимательно оглядев след, мы поняли, что случилось: шофер на крутом подъеме решил переключить скорость, у него заело сцепление, и он, почувствовав, что грузовик пополз назад, резко нажал на тормоз. Было уже поздно — машина доползла до скалистой стены, ударилась о нее боком и опрокинулась, подмяв весь свой людской груз.
Три кошмарных часа мы пытались спасти тех, кого еще можно было спасти. Поначалу все шло довольно быстро. Установив пять имевшихся у нас домкратов, мы приподняли кузов машины и начали вытягивать из-под него застрявшие тела. При этом надо было действовать с крайней осторожностью — не дай бог, нарушить шаткое равновесие, в котором застыл грузовик на крутой дороге. Он опирался на крышу кабины, ребро кузова и большую принайтованную металлическую бочку. Одно неосторожное движение, и мы бы тоже оказались придавленными…
Мы успели вытащить нескольких раненых и одного мертвого. Оставалось извлечь двоих стонущих пассажиров, когда сверху из-за поворота вдруг ударил сноп фар. Послышался скрежет тормозов, взволнованные крики, нас окружила шумная толпа… Одежда людей являла странную смесь — пижамы и военные шинели; то было подкрепление в составе санитаров и фельдшеров из Мояле. Не медля ни секунды, они схватились за машину, и тут только мой громогласный окрик предотвратил неминуемое несчастье. Старый африканец, я один из всей нашей группы говорил на кисуахили. На короткий миг мне удалось установить некое подобие порядка, и мы смогли вытащить оставшихся раненых.
К полуночи все было кончено. Живых повезли в больницу Мояле — единственный медицинский пункт на 200 километров вокруг, мертвых — в ближайшую деревню. Но опрокинувшийся грузовик по-прежнему лежал поперек дороги, загородив проезд. Мы уже были совершенно без сил.
Лишь поздним утром прибыл отряд кенийских стрелков во главе с опытным офицером и принялся освобождать дорогу. Конфигурация подъема затрудняла действия, тем не менее солдаты быстро справились с делом, и мы благополучно добрались до границы. Таможенные и пограничные формальности отняли еще каких-нибудь 4 часа. Зная, что подобная процедура иногда затягивается на пару суток, я был в восторге от такой прыти. Три дня спустя мы наконец прибыли в Аддис-Абебу, проехав 1000 километров от границы по красивейшей саванне. Красная земля, зеленая трава, пышные деревья, голубое небо — все радовало взор.
Особенно замечательны были тукули этой обширной провинции. Тукуль — эфиопская хижина с травяной кровлей характерной конической формы, венчающей цилиндрические стены; сколочена она обычно из дерева и обмазана глиной, иногда укреплена понизу камнями. В этом районе хижины складывали из бамбука или связок камыша; каждый дом был окружен круглой изгородью, служившей загоном для коров.
Разбросанные посреди необозримой зелени овсяных полей, деревьев и кустов, необыкновенно ровные и аккуратные, светло-золотистые жилища казались каким-то буколическим раем, где все дышит покоем и гармонией: мирные стада на Лугах, всадники в белых тогах, женщины с царственной осанкой, несущие кувшины на голове либо погоняющие груженных снопами осликов, — библейская картина. Но как все это далеко от рая… Просто нам, приехавшим из индустриализированных, замусоренных, убитых бетоном, пластмассой и «функциональным» убожеством «развитых» краев, эти тукули народности галла с их хижинами, всадниками, женщинами и виргилиевскими пастухами среди моря зелени казались сказкой, островками живой жизни.
Недоразумения
Джорджо ждал нас в Аддис-Абебе. Из-за опоздания я не смог поехать с ним на предварительную разведку в Джибути. Маринелли был очень раздражен: наше опоздание он счел проявлением полнейшей безответственности — вместо того чтобы заниматься делом, мы, видите ли, вояжируем…
Напрасно он не высказал мне этого в открытую (как и я жалею, что не высказал своего мнения о разбухании экспедиции). Впрочем, вряд ли бы мы в тот момент стали обмениваться взаимными упреками: все были слишком изнурены перипетиями дороги, каждый потерял по нескольку килограмм веса… Жаль, объяснение прояснило бы сгустившуюся атмосферу. Кстати, сам Маринелли, отправившийся в Джибути в компании мало сведущего геолога, тоже изрядно намучился.
Удрученный в свою очередь поступком Джорджо, я вдруг узнал, что он отправился к сборному пункту Мэкэле не прямой дорогой, занимавшей всего 2 дня, а кружным путем — через озеро Тана, истоки Нила, Гондэр и Аксум. Путешествие продлилось почти неделю. Маринелли сказал, что маршрут был продиктован геологическими интересами, но я — несправедливым образом — увидал в этом предлог для туристического круиза. В крайнем раздражении я встретил группу Маринелли, появившуюся в нашем лагере у озера Джульетти лишь 10 декабря — через 10 дней после выезда (дорогой у них случились поломки)! Сами мы прибыли туда седьмого, потратив неделю на организационные хлопоты сначала в Аддис-Абебе, затем в пыльном городке Асэбе, хлопоты, отягощенные сознанием того, что в это самое время наши товарищи раскатывают по историческим местам Эфиопии. Так между двумя «патронами» экспедиции началась скрытая свара, отравившая в том году необходимый в экспедиции дух сотрудничества.
