Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга - Тенцинг Норгей
В 60 метрах выше трещины серак кончился. Я сделал несколько шагов по склону над ним и отчетливо увидел дальнейший путь. Склон был крутой — 30–40 градусов — и совершенно гладкий. Лагерь поместить, похоже, негде, но и препятствий для восхождения нет. Поднялись еще по мягкому снегу, соблюдая осторожность, но по-прежнему не могли обнаружить место, на котором можно было бы разбить большой лагерь. Никакого укрытия ни от ветра, ни от скользящего снега. Решили пожертвовать высотой и обосноваться под прикрытием серака, в самом широком месте уступа. Позднее мы определили высоту этой точки — 6650 метров.
В 15.15 повернули обратно, в 16.30 пришли в лагерь II. День выдался долгий — восемь часов движения в темпе, но мы радовались: найдено хорошее место для лагеря III, разведан путь через большие сераки в центре Верхнего ледопада.
Теперь предстояло разбить новый лагерь, обеспечить его запасами, а также наладить ежедневную заброску грузов из лагеря II, не прекращая подъема грузов в лагерь II с базы. Прежде чем идти дальше, мне хотелось накопить в лагере III достаточно продовольствия, чтобы в случае необходимости десяток человек могли прожить там две недели. Условились, что Маккиннон и Нил Мэзер — они должны были прийти на следующий день — займутся с помощью шести шерпов во главе с Аннуллу переброской снаряжения в лагерь III. Двенадцать шерпов, живя на базе, обеспечат участок до лагеря II, забрасывая ежедневно шесть нош. Всего у нас было двадцать шесть шерпов, которые могли подниматься, во всяком случае, до лагеря III, и хотя один-два человека постоянно находились в резерве из-за болезни или переутомления, остальные успешно выполняли эту задачу.
Итак, со следующего дня должна была полным ходом развернуться заброска грузов в лагеря II и III. На очереди стояла разведочная вылазка к верхней части Большой террасы. Я пошел на базу обсудить этот вопрос с Харди.
Маршрут через Горб было не узнать. Веревочную лестницу у «Корабельного носа» сменила металлическая, в верхней части Горба через трещину была переброшена еще одна металлическая лестница; тропа вниз превратилась в настоящую дорогу. Участок ниже лагеря I и большая трещина не представляли теперь никакой трудности, во всяком случае для спускающегося налегке отряда.
Нам потребовался всего час, чтобы достигнуть лагеря I. Время позволяло окинуть взором крутые снежные поля. Через каждые 100 метров — яркое пятно флажка, отмечающего наш маршрут…
После стольких дней на снегу усеянные валунами края Ялунгского ледника возле Углового лагеря казались словно нереальными. Белые облака заслоняли вид на Джанну, создавая в долине постоянно меняющееся освещение.
Глава восьмая
Жизнь на горе и в базовом лагере
До начала решающего штурма мы поочередно работали в верхних лагерях и спускались на базу для отдыха.
Человеческий организм в какой-то мере приспосабливается к недостатку кислорода, это свойство называется акклиматизацией. Однако на больших высотах нехватка кислорода достигает такой степени, что организм не может долго ее переносить Даже если акклиматизация и сохраняет свое действие, силы начинают истощаться. Я убежден, что длительное пребывание на высотах более 6000 метров, если оно не чередуется с отдыхом в нижних лагерях, вредно для человека.
Ho трудности работы в верхних лагерях объяснялись не только недостатком кислорода Днем — палящие лучи тропического солнца, ночью — страшный, губительный холод. Ни травинки, никаких следов жизни, ни даже камня поблизости — только снег и лед. К тому же возможности движения были ограничены либо крутизной склона, либо глубоким снегом.
Лагерь I расположился на балконе, обращенном к Джанну; его отделял от базы короткий и легкий отрезок пути. Зато в любом из вышележащих лагерей невольно рождалось чувство отрезанности от всего мира. Даже когда уменьшалась угроза лавин на западном склоне Горба, спускающимся вниз альпинистам нужно было еще преодолеть 150-метровый кулуар в восточной части Горба. Лучше всего был укрыт лагерь II на Плато. Выше обычно сильный ветер вихрил снег. Особенно метель докучала в таких местах, где, как в лагере II, над палатками возвышались сераки. Ветер срывал с них снег и заносил палатки, затрудняя работу.
В тихую солнечную погоду мы нередко и выше 6000 метров шли в одной рубахе с короткими рукавами. В лагере III на высоте 6700 метров температура днем в тени поднималась порой так высоко, что в палатке становилось жарко. А несколько часов спустя, ночью, жара сменялась морозом, дыхание восходителей осаждалось инеем на стенках палатки и спальных мешках.
В палатке мы находились в теплых фуфайках, толстом шерстяном белье, свитерах и легких ветронепроницаемых брюках. Когда облака заслоняли солнце, а также утром и вечером приходилось еще надевать стеганые пуховые куртки, а то и такие же брюки. Выходя наружу, когда дул ветер, надевали ветронепроницаемые костюмы. Ноги всегда были защищены шерстяными носками, на которые на ночь натягивались пуховые носки. Вне палатки носили еще подбитые мехом ботинки или высокие парусиновые сапожки с мягкой подошвой. В нижних лагерях можно было уютно спать в двух мешках, оставаясь в шерстяном белье. Но в верхних лагерях на каждого человека редко приходилось больше одного мешка, и на ночь тоже приходилось надевать стеганый костюм, хотя под мешком всегда лежал надувной матрац.
Рационы для верхних лагерей составлялись особенно тщательно, однако никакая тщательность в выборе пищи не может на такой высоте заменить аппетит. Есть было трудно, хотелось только пить. Отвращение к пище сильнее всего сказывалось по утрам. На завтрак часто подавалась овсяная каша: ее легко готовить. Но выше лагеря III мало кто был в состоянии съесть полную тарелку. Обычно, проглотив несколько ложек, человек выскакивал из палатки и освобождал желудок. Вечером дело обстояло, как правило, лучше. Нам удавалось одолеть миску супа и несколько галет, а также немного сушеного или консервированного мяса.
Выше 7000 метров альпинист быстро теряет вес и силы. Он уподобляется больному человеку, постоянно ощущает усталость. Повернется в спальном мешке, возьмет ботинок или коробку спичек — уже и запыхался. Малейшее движение требует напряжения воли. Большую часть времени восходитель проводит в тесной палатке, занятый своими недомоганиями: воспаление горла, кашель, солнечный ожог… Лишь иногда он словно пробуждается и оказывается в состоянии оценить величие окружающих его картин, осознать, в каком удивительном мире очутился. По мере того как истекают силы, гаснет интерес, и наступает момент, когда человек чувствует, что все его усилия ни к чему не приводят, хочется поскорее бросить все.
Тому, кто никогда не испытывал безудержного желания взойти на вершину — идти по ее склонам, ощутить руками, изучить во всех подробностях и посмотреть на мир с нее, — тому образ жизни выше 7000 метров покажется непостижимым. Если бы такой человек вдруг перенесся в один из верхних лагерей на Канченджанге, он удивился бы: что могло привести сюда людей издалека?!
В базовом лагере палатки стояли среди валунов, на земле здесь росли мох и трава. Кроме вместительного шатра мы поставили несколько четырехместных палаток типа «Мид»[25].
Каждый мог устроить себе постель по своему вкусу, разместить кругом личное имущество: вещевой мешок с одеждой, книги, письменные принадлежности. Завтрак и ленч подавались за столом на свежем воздухе, и можно было видеть весь путь до Горба, а также идущих по нему людей.
Питание разнообразилось кое-какими местными продуктами. В Моренном лагере забили яка, мясо доставили на базу и сложили на хранение в трещине. Имелся картофель, яйца, рис. Аппетит возрождался в первую очередь благодаря искусству повара Тхондупа, ветерана гор, который не однажды был поваром в экспедициях и умеет придать уют временным бивакам. Отряд выступает в путь — и Тхондуп идет во главе своей свиты из десять — двенадцать носильщиков, они несут посуду, брезенты и колья.
