Адельберт Шамиссо - Путешествие вокруг света
Ветер стих. 15-го днем мы оказались у входа в Манильский залив. Телеграф острова Коррехидор сообщил о нашем прибытии. Остров, защищающий вход в красивую бухту, как мне показалось, представляет собой верх частично затопленного кратера. Когда мы плыли вдоль побережья Лусона, нам встретились два парусных судна; здесь их было уже немало.
Наступала ночь, и мы лавировали против восточного ветра, чтобы войти в бухту; к нам подплыла двадцативесельная лодка с офицером пограничной стражи. Он доставил лоцмана, который должен был провести нас в Манилу.
Мы продвигались вперед крайне медленно; оживленное движение судов в бухте свидетельствовало о близости крупного торгового города. Ветер прекратился, и днем 17-го мы стали на якорь. Генерал-губернатор Филиппин дон Фернандо Мариана де Фульгерас прислал двух офицеров приветствовать капитана. Капитан воспользовался случаем п в их лодке отправился на берег, взяв и меня с собой. На рейде стояло восемь английских и американских торговых судов. Губернатор принял нас весьма любезно и обещал предоставить помощь. Та же лодка доставила нас обратно. В этот вечер мы снялись с якоря, чтобы направиться в Кавите, гавань и арсенал Манилы, где нам надлежало ожидать распоряжении губернатора. Однако штиль задержал нас и вынудил снова бросить якорь. Рыбацкие лодки привезли нам на продажу свой улов. Лишь 18-го днем мы прибыли в Кавите. 19-го дон Тобиас, комендант арсенала, получил относящиеся к нам указания. «Рюрик» сразу же ввели в арсенал. Его груз и команду разместили на пустом галеоне{207}; нам был отведен приличный дом. 20-го мы поселились в нем. Капитан пожелал, чтобы у его дверей стояли часовые, но, не имея права претендовать на почетный караул, согласился на простую охрану. Мы были уже не в Чили, а здесь разбирались в том, что согласуется с европейскими обычаями, а что нет. Вместо желаемого часового появился вестовой, присланный в распоряжение русского капитана, который отослал его, с трудом скрывая недовольство.
Тем временем дон Тобиас вместе с корабельных дел мастером осмотрел «Рюрик», и сотня рабочих сразу же принялась его ремонтировать. Трудясь споро и со знанием дела, они закончили все необходимые работы еще до истечения двухмесячного срока — такова продолжительность северо-восточного муссона в этой гавани. Все повреждения были устранены, выполнен необходимый ремонт, заменена оснастка; судно заново обшили медными листами, поскольку с самого начала обшивка не была сделана как полагается, из-за чего мы постоянно испытывали трудности; усовершенствовали и рулевое управление, что заметно ускорило ход корабля. «Рюрик» вышел из арсенала Кавите помолодевшим. Теперь он мог бы опять совершить кругосветное путешествие, успешно справляться с северными бурями. Однако нам предстояло плыть на родину.
После ремонта корабля у нас была еще одна забота: сделать алеутам прививки, что доктор Эшшольц незамедлительно и исполнил.
На рейде Кавите мы встретили «Эглантину» из Бордо (капитан Герин, суперкарго дю Сюмье). Г-н Герин, офицер королевского флота, посетил нас на борту «Рюрика», прежде чем судно стало в арсенал. С этими моряками, как и с испанскими властями, у нас были самые дружеские контакты, но все же с сожалением приходится повторить, что два начальника на одном корабле — явление нежелательное.
Во всех странах меня считали русским: флаг прикрывает происхождение товара. Но все же немцы и французы признали меня своим земляком. Кроме моряков с «Эглантины» я встретил здесь очень милого земляка, о котором хочу упомянуть с сердечной благодарностью. Дон Сан Яго де Эчапарре после эмиграции французского дворянства попал в Испанию, где продолжил на морской службе свою карьеру, начатую на родине. Уже много лет он жил в Лусоне, здесь состарился, но все еще продолжал оставаться французским дворянином, не слился органически с местным населением и не чувствовал себя здесь дома. Его сердце все еще оставалось на старой родине. Дон Сан Яго жил в своем деревенском домике в Тьерра-Альта. Кавите, расположенный на оконечности песчаной косы длиной три мили,— не особенно подходящее место для странствующего натуралиста. Я перебрался в Тьерра-Альту, деревню, расположенную на высоком берегу Манильского залива, где к нему примыкает песчаная коса Кавите, и провел здесь почти все время, пока «Рюрик» находился в гавани. Я был гостем своего земляка, хотя и не жил в его доме, а проводил с этим достойным, добродушным, шумливым человеком те часы, когда не бродил по окрестным полям и оврагам. Как и в наших домах, у него ежедневно случалось что-либо выводившее его из себя. Слуга Пепе забыл купить на рынке редьку, которую любил дон Сан Яго, и он поднял шум, но вскоре успокоился, добродушно заявив, что не хочет гневаться из-за редьки. Затем мы сели за стол, но оказалось, что Пепе поставил ему поломанный стул, на котором Дон Сан Яго не желал сидеть; он вскочил и в сердцах отшвырнул стул в сторону, но потом, уже смеясь, взял другой. Во время обеда мы беседовали о Филиппинских островах и о Франции.
По двору и саду дона Сан Яго де Эчапарре разгуливала большая черепаха, на ветвях дерева, почти у самых окон его комнаты, сидели медососы (Nectarinia), и всякий раз, Когда мы пили кофе, на стол взбиралась маленькая ящерица — геккон, чтобы полакомиться сахаром. Он предложил мне этих животных. Но могла ли у меня подняться рука, чтобы лишить этого осиротевшего человека его друзей! Может быть, кто-нибудь другой и сделал бы это, но только не я.
Территорию, на которой располагались дома, охраняли собаки, свободно бегавшие вокруг и успешно справлявшиеся со своими обязанностями. Это я понял в первый же день, когда без предупреждения вернулся домой. Собаки подняли лай, на что я не обратил внимания; однако на моем пути молча встал готовый к схватке мощный пес. Стоя друг против друга, каждый мерил противника взглядом. Поняв, что отступать поздно, я счел самым разумным продолжать свой путь и двинулся на собаку, которая должна была бы испугаться и убежать, но она не тронулась с места. Как нельзя более кстати в доме послышались голоса, и собаку отозвали, прежде чем дело дошло до схватки, из которой я вряд ли вышел бы победителем.
Эта собака напомнила мне о другой, с которой однажды пришлось встретиться на родине. Та сидела на цепи и, когда я проходил мимо, кинулась на меня с такой яростью, что я подумал: «Что же будет, если она сорвется?» И представьте себе, цепь оборвалась, и случилось вот что: собака подкатилась к моим ногам, встала, глянула на меня, завиляла хвостом и кротко, как ягненок, вернулась в конуру. Читая газеты, я нередко вспоминал о ней. Когда, например, с помощью билля о реформах консерваторы сокрушили министерство Грея{208}, а затем кротко заявили, что хотят восстановить порванную цепь.
