Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.
Думает он и о поразившей его перемене в Хвостове. «Неужели воскрес? Поскорей надо дать ему новое дело».
Уже на следующий день Резанов принялся за работу.
«Опыт торговли с Калифорнией, – писал он графу Румянцеву, – доказывает, что каждогодне может она производиться по малой мере на миллион рублей.
Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б уважало ее, как должно, ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого, при малых тогдашних способах Берингову экспедицию для чего-нибудь начертавшего, то утвердительно сказать можно, что Новая Калифорния никогда б не была гишпанскою принадлежностью, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили. Теперь остается еще не занятый интервал, столь же выгодный и весьма нужный нам, и ежели и его пропустим, то что скажет потомство?
Предполагать должно, что гишпанцы, как ни фанатики, не полезут далее, и сколь ни отдалял я от них подозрение на нас, но едва ли правительство их поверит ласковым словам моим.
Часто беседовал я о гишпанских делах в Америке с калифорнским губернатором. Они похожи на наши.
«Я получил от своих приятелей из Мадрита сведения о том, – говорил он, – как ругали там Калифорнию министры: «Уж эта Калифорния, проклятая земля, от которой ничего нет, кроме хлопот и убытка!» Как будто я виною был бесполезных в ней учреждений. И это в то время, когда торговля получила великое покровительство и класс людей, в ней упражняющихся, до того ныне уважен, что король, вопреки дворянских прав, дал многим достоинства маркизов, чего в Гишпании никогда не бывало».
«Скажите, – спросил я, – что стоит в год содержание Калифорнии?»
«Не менее полумиллиона пиастров».
«А доходы с нее?»
«Ни реала. Король содержит гарнизоны и военные суда, да миссии он обязан давать на созидание и укрепление церквей, ибо весь предмет его есть – распространять истинную веру, и потому, как защитник веры, жертвует он религии всеми своими выгодами».
Я много сему смеялся.
Теперь перейду к исповеди частных приключений моих. Не смейтесь, ваше сиятельство, но никогда бы миссия моя не была бы столь успешной, если бы не помощь прекрасного пола.
В доме коменданта де Аргуелло две дочери, из которых одна, по заслугам, слывет первою красавицей в Калифорний. Я представлял ей климат российский посуровее, но притом во всем изобилии, она готова была жить в нем. Я предложил ей руку и получил согласие.
Предложение мое сразило воспитанных в фанатизме ее родителей, разность религий и впереди разлука с дочерью были для них громовым ударом. Они прибегнули к миссионерам, а те не знали, как решиться, возили бедную мою красавицу в церковь, исповедали ее, убеждали к отказу, но решимость ее, наконец, всех успокоила. Святые отцы оставили дело разрешению римского престола».
Так писал Резанов. Многие из его предложений были осуществимы.
Нерадостными новостями встретил его Баранов. За время плавания в Калифорнию на Кадьяке скорбут унес семнадцать человек русских и много туземцев, в Ново-Архангельске шестьдесят человек были при смерти.
К концу марта, однако, подошла ранняя сельдь, и люди стали оживать, а к прибытию Резанова осталось больных всего одиннадцать человек.
В октябре захвачен был колошами Якутат. Опять вспыхнули волнения среди чугачей, медновцев и кенайцев.
В проливах гуляли и обторговывали русских целых четыре бостонских судна, да столько же ожидалось.
«Когда же избавимся мы от гостей сих и как, ежели не будем помышлять о прочном устроении флотилии нашей? – взывал Резанов в своих письмах в Петербург. – Я писал, почему считаю бесполезным входить в какие бы то ни было переговоры с правительством американских штатов о берегах здешних. Усилите край здешний, они сами по себе оставят их...»
Но все эти вопли оставались без ответа.
13. В ОБРАТНЫЙ ПУТЬ
Суета на «Неве» из-за отплытия с Кадьяка началась 14 июня 1805 года. В кубрике оживление: матросы дружно вдруг заговорили о родине, как о чем-то близком, – вот-вот увидишь ее собственными глазами, вдохнешь острый парной запах родной деревни.
Команда «Невы» отдохнула, отъелась, настроение бодрое, ноги сами носят. В последние дни стоянки на Кадьяке капитан стал как-то снисходительнее – делал вид, что не замечает, как матросы таскали на корабль выменянные у туземцев, а может, и купленные и даже, может быть, выигранные в азартные игры шкурки и разные интересные местные изделия...
Вдали показался величественный Эчком. За ним Ново-Архангельск, на фоне темно-зеленой хвои двадцатисаженных елей, лиственницы, пихты и американского кипариса – ярко-зеленая листва дикой яблони. Еще дальше – заволоченные синей дымкой высокие горы.
Все потрясены; как в сказке, перед изумленными взорами широким полукругом раскинулся новый город. У воды, отражаясь в ней, громадное здание с двумя башнями по бокам. Это казарма гарнизона. Дальше внушительный корпус для лавок и материального склада. Пристань с громадным сараем и двухэтажным, обращенным к морю вторым складом, дом для служащих, эллинг с кузницами. По правую сторону – еще дом, кухня, баня.
Удивлению прибывших нет границ, когда Баранов показывает свое хозяйство. Восемь домов – это и так всем видно, но, оказывается, кругом разведены и щеголяют густой зеленью овощей пятнадцать огородов...
– Юрий Федорович, прошу обратить особое внимание на то, к чему вы сами щедро руку приложили, – говорит Баранов и ведет к скотному двору.
Какое богатство: четыре коровы, две телки, три быка, овца и баран, три козы, свиньи, куры...
– Да вы североамериканский крез, Александр Андреевич, – смеется Лисянский, – а кроме того, маг и волшебник. А сами-то где живете?
– Я? А так... Я еще не вполне устроился, – смущенно бормочет главный правитель Русской Америки. – Потом покажу, а теперь пойдемте обедать.
Проходят мимо нескольких колошских юрт. Здесь живут немногие не устроенные еще каюры и кадьякские американцы.
– Вот еще не успел... но к осени устроим и этих... – как бы извиняясь, говорит Баранов.
– А это что? – спрашивает Лисянский, указывая на дощатый, наскоро сшитый сарайчик с одним слюдяным окошком у самой земли.
– Здесь пока я... – сконфуженно говорит Баранов и старается заслонить собой вход.
Но гости бесцеремонны и, главное, на Кадьяке наслышались легенд о Баранове, которого знают хорошо не только побережье Северной Америки, но даже Калифорния, Сандвичевы острова и капитаны судов всего мира.
Входят...
«Пять аршин на шесть, – мысленно определяет Лисянский, осматриваясь, – высота до потолка около четырех...»
