Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов
— Но ведь это земля! Наша земля, Андрей! Земля, к которой мы шли всю жизнь!
— Мы придем сюда опять…
— Но до земли осталось семь часов ходу! Я не могу вернуться на корабль, не дойдя до земли!..
Андрей молчал.
— А что ты сделал бы на моем месте?
— Вернулся, — сказал Андрей и занялся эхолотом.
Он был дисциплинированный человек, мой друг. Даже в такой момент не забывал, что я начальник экспедиции, — не уговаривал, не возмущался, не спорил. Известны примеры, когда люди в Арктике гибли из-за того, что в решающий, опасный момент начинали спорить, ссориться друг с другом.
А торосы, как назло, будто стали еще выше, еще толще…
Тынты, стиснув зубы, вел вездеход, бросая его твердой рукой на ледяные валы, с разгону беря препятствия.
Эхолот продолжал показывать неуклонное уменьшение глубин. Мы шли правильно.
Зазвенели в наушниках позывные. Меня вызывала “Пятилетка”.
Степан Иванович, отделенный от нас несколькими десятками миль, сказал взволнованно:
— Прошу вернуться на корабль! Ты ведь рискуешь не только своей жизнью, но и жизнью двух своих подчиненных, ты ставишь под удар судьбу всей экспедиции…
— Я не могу вернуться, — ответил я. — Земля есть! Эхолот подтверждает это.
Пауза.
— Леша, — вдруг сказал Степан Иванович как-то очень просто и задушевно, — послушай меня. Я, как друг, тебе говорю…
Я выключил радио.
Все, что он мог сказать мне, я знал и сам: горючее на исходе, дрейф ускорился, на обратном пути к кораблю рискуем разминуться с ним. И все же язык не поворачивался сказать: “Назад!”
Позже, вспоминая пережитое, я с горечью признавался себе в том, что просто, наверное, не хватило силы воли. Меня как бы несло по инерции к увиденной на мгновение земле.
Да, я должен был сделать какое-то очень большое и трудное внутреннее усилие, чтобы остановиться, но — не смог. Меня не хватило на это…
Снова зазвенели позывные.
— Слушает Ладыгин.
— Алексей Петрович! (Степан Иванович подчеркнуто назвал меня не по имени, а по имени-отчеству.) Алексей Петрович! Настоятельно советую тебе, как секретарь партийной организации…
— Пойми: не могу, Степан Иванович!.. У нас не будет никаких доказательств, кроме кальки эхолота… Если бы хоть рассеялся туман… Тогда Андрей сфотографировал бы землю… Уверяю тебя: мы успеем вернуться!
Я услышал позвякиванье над головой.
Это сталкивались льдинки, висевшие, как елочные украшения, под пологом нашего фургона. Поднимался сильный ветер.
Совсем из головы вон! Ведь Степан Иванович говорил о неблагоприятном прогнозе погоды. “Давление падает”, — сказал он. Но и наш анероид говорит о том же.
Обеспокоенный этим, я стал торопить Тынты. Скорее добраться до земли, исчезнувшей за пеленой тумана! Скорее, скорее! Пока не началась подвижка льдов!
Но наш водитель сам понимал это.
Из окружавшего нас зыбкого серого месива, все нарастая, неслись звуки надвигающегося шторма. В вой ветра вплелась новая зловещая нота: похрустыванье, слабый треск. Это трещал лед. Начиналось сжатие.
Я вопросительно взглянул на Андрея. Он молчал. Рот его, хорошо видный мне при свете раскачивающейся над эхолотом лампы, был упрямо сжат.
— Какие глубины, Андрей?
— Двадцать восемь, двадцать шесть метров…
До земли, по моему расчету, оставалось еще миль десять. Не менее четырех часов пути!..
Да, было безумием прорываться к земле при подвижке. Тем более, что она была не видна, скрылась в летящем нам навстречу снеге. Я прокладывал курс по памяти, в том направлении, где видел на рассвете землю: курсом NO. Но остров мог быть очень маленьким. Мы могли и проскочить мимо него. В такой каше все было возможно.
В наушниках раздались позывные “Пятилетки”.
— Слушает Ладыгин…
— Товарищ Ладыгин! — Голос Степана Ивановича был непривычно официален и сух. — Передаю вам приказание, переданное по радио из Москвы. Немедленно возвратитесь на корабль…
Это уже была не просьба, не совет — это был приказ. И спорить не приходилось.
— Прошу радиопеленг, — кратко сказал я. — Вездеход идет на сближение с кораблем…
— Есть дать радиопеленг, — повеселевшим голосом ответил Степан Иванович. — Сейчас даем!
Издалека плеснула в наушниках знакомая мелодия:
Там, за далью непогоды,Есть блаженная страна…
Это радист пустил нашу любимую с Андреем пластинку, которую не раз проигрывали в кают-компании.
Но каким грустным эхом отозвалась в сердце знакомая песенка!
Страна, к которой стремились столько лет, только поманила нас и скрылась снова. Скрылась за далью непогоды! Мы были так близко от нее — в каких-нибудь четырех — пяти часах пути — и вот вынуждены уйти, повернуться к ней спиной!
Тынты развернул вездеход среди торосов.
Подвижка льдов нарастала. Появились зигзагообразные, расширявшиеся на глазах трещины, местами до метра шириной. Пока что они были не страшны. Вездеход проскакивал над ними, с ревом взбирался на ледяные гряды. Но ухо настороженно ловило изменение звуков нарастающего шторма.
Ветер выл над головой.
Снежная пелена казалась плотной, массивной. Мы двигались как бы по штреку. Только узкая дорожка света бежала впереди — луч, отбрасываемый фарой вездехода. (Вторая фара разбилась.)
И еще одна — невидимая — дорожка бежала, расстилалась перед нашим вездеходом. Мы шли по радиопеленгу и не боялись сбиться с пути. Гладкая звуковая тропа в эфире выводила нас прямехонько к кораблю.
Стоило чуть отклониться от нужного направления — звук песни ослабевал. Но только на мгновение. Тынты, повинуясь моим негромким приказаниям, поворачивал машину, и тотчас же завывания ветра заглушались мелодией жизнерадостной, бодрой песни.
Однако со мной творилось что-то странное. Я видел, слышал, понимал все происходящее, переговаривался с Андреем, отдавал приказания Тынты, но делал это как-то машинально. Дразнящее видение синей полоски на горизонте продолжало плясать перед глазами.
До корабля было сравнительно близко — его успело поднести к нам дрейфом. Кроме того, теперь мы двигались навстречу друг другу. Через полтора часа после того, как вездеход повернул на сближение с кораблем, до нас донеслись глухие взрывы. Это рвали лед аммоналом. Значит, подвижка продолжалась.
А еще через полчаса я увидел свет впереди. За торосами столбом поднимался луч прожектора, упираясь в небо. Нам указывали дорогу. Там был наш корабль…
Мы поднялись по трапу. Федосеич шагнул ко мне с рапортом, но я жестом остановил его. Все было ясно без рапорта. (Как не похожа была эта встреча на веселые, шумные проводы!)
