Жюль Верн - Цезарь Каскабель
Вдруг появляется молодой военный. Это — Жан, родной брат несчастной невесты. Он возвращается с войны, где победил врагов, — враги обыкновенно варьируются, смотря по месту представления: в Америке — англичане, в Германии — французы, русские или турки и т. д.
Храбрый и симпатичный Жан является как раз вовремя. Он сумеет повернуть все по-своему. Он узнает, что Сандр любит Наполеону, а Наполеона любит Сандра. Сильной рукой он отталкивает Жирофля и вызывает его на дуэль, но этот жалкий трус так перепугался, что спешит отказаться от свадьбы.
Какое художественное произведение и как переплетаются все положения!.. Но это еще не конец.
Действительно, пока ищут Корнелию, которой Гвоздик хочет вернуть ее слово, оказывается, что она исчезла!.. Ищут, ищут, но ее нет!..
Вдруг в соседнем лесу слышатся крики. Сандр узнал голос Корнелии, и хотя дело касается его будущей тещи, он не колеблется и бежит к ней на помощь… Очевидно, эту высокомерную даму похитили разбойники из шайки Фракассара, а быть может, и сам Фракассар, знаменитый атаман шайки разбойников Черного леса.
Так и есть. Пока Жан охраняет свою сестру, Гвоздик звонит в колокол и зовет на помощь. Раздается выстрел… Публика задыхается от волнения, потому что такие потрясающие моменты вряд ли еще где встречаются.
В эту минуту Каскабель, в калабрийском костюме страшного Фракассара, появляется на сцене в сопровождении своих сообщников, которые влекут за собой сопротивляющуюся Корнелию… Но героический молодой человек приводит с собой целую бригаду жандармов, вооруженных с ног до головы… Теща освобождена, разбойники схвачены, и влюбленный Сандр женится на своей невесте Наполеоне.
Надо заметить, что ввиду малочисленности персонала труппы ни бандиты, ни жандармы никогда на сцене не появлялись. На Гвоздике лежала обязанность подражать их крикам за кулисами, и он доводил это до полной иллюзии. Что касается Фракассара, то есть Каскабеля, то ему приходилось самому надевать себе на руки кандалы. Но это ничего не значило; все равно зритель мог себе представить, как это было бы, если бы жандармы действительно присутствовали на сцене.
Такова была пьеса, созданная Каскабелем. Если только артисты окажутся на высоте своей задачи, то и здесь, в Перми, пьеса будет иметь обычный шумный успех.
Роли были распределены прекрасно. Каскабель был очень свиреп, Корнелия гордилась своим происхождением и богатством, Жану шла его рыцарская роль, Сандр был замечательно симпатичен. Наполеона необыкновенно трогательна. Но надо сознаться, что в этот день всей семье было не до веселья. Все были очень печальны. Это должно было отразиться и на игре. Выражение лица и реплики должны были быть не особенно точными… Еще слезы сойдут хорошо, но смеха им сегодня не возбудить.
Когда в полдень все сели завтракать и место Сергея Васильевича осталось не занятым, — что еще больше напомнило о предстоящей разлуке, — то общая печаль увеличилась. Никому кусок не шел в горло. Все сидели точно в воду опущенные.
Что же касается самого директора труппы, то он ел за четверых. Когда завтрак окончился, он с неудовольствием вскричал:
— Кончится ли это наконец?.. Что за вытянутые физиономии?.. Начиная с тебя, Корнелия, и кончая Наполеоной!.. Один Гвоздик похож на самого себя!.. Черт возьми!.. Это мне совсем не нравится!.. Я желаю, чтобы все были веселы и весело играли!.. Потрудитесь все эти охи и вздохи оставить за кулисами, иначе… Сто тысяч чертей!..
Когда Каскабель употреблял это выражение, никто не смел ему прекословить. Оставалось повиноваться — и все повиновались.
Впрочем, этому изобретательному человеку пришла в голову прекрасная идея, как это с ним бывало в особенно важных обстоятельствах.
Он решил дополнить свою пьесу, то есть увеличить число персонажей, и вот каким образом.
До сих пор ни жандармов, ни разбойников публика не видала. Но хотя Каскабель разыгрывал свою роль так чудесно, что никому в голову не приходило жаловаться на отсутствие тех и других, все-таки он решил, вполне справедливо, что для большего эффекта следовало бы, чтобы при развязке все действующие лица фигурировали на сцене.
Поэтому ему пришла мысль пригласить для этого несколько статистов. К тому же у него под рукою были Ортик и Киршев. Не откажутся же эти честные моряки исполнить роли разбойников!
Вставая из-за стола, Каскабель объяснил Ортику, в чем дело, и сказал:
— Не примете ли вы участие в представлении как статисты? Этим вы оказали бы мне большую услугу, друзья мои!
— С удовольствием, — отвечал Ортик.
Так как им надо было оставаться в самых лучших отношениях с семейством Каскабель, то понятно, что они поторопились изъявить свое согласие.
— Отлично, друзья мои, отлично! — отвечал Каскабель. — Вам придется лишь появиться в тот момент, когда я появлюсь на сцене, то есть при развязке!.. Вы войдете со мной и лишь повторяйте то же, что буду делать и я: вращайте пострашнее глазами, размахивайте руками и рычите от бешенства!.. Вы увидите, это совсем не трудно, и я вам гарантирую полный успех!
Потом, подумав немного, добавил:
— Только я думаю, что двух разбойников все-таки мало, — сказал он. — Да, мало!.. Ведь у Фракассара целая шайка. Если бы я мог прибавить к вам еще пять-шесть человек, то эффект был бы полный!.. Не поищете ли вы здесь несколько человек, у которых нет работы и которые не испугались бы бутылки водки и полтинника?
Переглянувшись с Киршевым, Ортик отвечал:
— Это вполне возможно, господин Каскабель. Вчера в кабачке мы познакомились с полудюжиной вполне подходящих молодцов…
— Приведите их, Ортик, приведите вечером, и я даю вам слово, что развязка у нас будет великолепная!
— Хорошо, господин Каскабель.
— Отлично, друзья мои!.. Нет, какое представление мы преподнесем публике!.. Надеюсь, она останется довольна!
Но как только матросы вышли, Каскабеля охватил такой приступ смеха, что пояс его не выдержал и лопнул. Корнелия испугалась.
— Что с тобой, Цезарь? После еды вредно так смеяться, — говорила она.
— Я?.. Смеюсь?.. Что с тобой, моя милая?.. Мне не до смеха!.. Мне плакать хочется!.. Подумать только, что уже час, а месье Серж все еще не вернулся!.. И он не будет участвовать в представлении и показывать фокусы!.. Какая неудача!..
Корнелия взялась опять за костюмы, а он вышел, говоря, что у него есть еще кое-какие дела.
Представление должно было начаться в четыре часа. Это позволяло сэкономить на освещении, которое в цирке отсутствовало. К тому же Наполеона обладала прекрасным цветом лица, да и Корнелия настолько «сохранилась», что не боялась дневного света.
