Игорь Клех - Миграции
Словно в награду неизвестно за что, утро субботы (когда у всех госслужащих еще выходной) выдалось восхитительным — безоблачным и ленивым. Остатки ночной прохлады отступали в тень под натиском зноя. Мы перебрались в летние одежды. Подъехали на микроавтобусе наши гид с водителем.
Пожалуй, их стоит представить читателям. Гид Суфьян — миниатюрного телосложения, внешне похож на Азнавура и даже картавит, как он. В Тбилиси, где Суфьян учился, его принимали за армянина. Оттуда кроме диплома строителя он привез русскую жену, совсем недавно принявшую ислам из практических и юридических соображений. В мечеть они не ходят, имеют двух дочерей — студентку Илону и школьницу Дану, в семье разговаривают по-русски. Водитель Махмуд — огромный, молчаливый и черноусый иорданский палестинец, смахивающий на турка. Немного говорит по-английски неожиданно ломким голосом. Долго работал автомехаником на «Феррари» и «Ламборджини» в Кувейте, где его соседкой была нынешняя королева Иордании. Вот уже шесть лет работает на Джей-Ти-Би (JTB), поэтому на всех туристических объектах и блокпостах, в ресторанах, где мы обедали, и в городках, через которые проезжали, у него есть знакомые и приятели. Гонщик (что среди автомехаников редкость) с железной выдержкой, на похвалы отвечает с достоинством: «Это моя работа, сэр!» (хотя видно, что ему приятно). Такой разнородной смешанной компанией мы и отправились тем утром узнавать Иорданию.
Для начала остановились перед самой большой в стране мечетью Абдаллы I «Основателя» на одной стороне улицы — и коптской и греческой церквями на противоположной. В мечети я также никогда прежде не бывал и подвернувшегося случая упускать не стал. С какого-то часа доступ в мечеть открывается и для туристов. После недолгих переговоров Суфьяну пришлось оставить охранникам пару динаров, и нас пропустили за ограду. Внутреннее устройство мечети производит сильное впечатление — теперь я убежден, что мечеть обязана быть огромной. Что-то витало уже над зрелищем неприкаянной обуви, не допущенной внутрь. Также разувшись, я переступил через нее и шагнул в раскрытые двери.
Своды гигантского купола напоминали планетарий (как я его себе представляю, потому что не бывал и в планетариях, — чёрт, в Чикаго поленился сходить, в двух шагах от океанариума! Не до того вечно). На голой стене висели только круглые часы (может, они и навеяли это сомнительное сравнение с планетарием?). Как-то по диагонали, лицом к Мекке, пласталось на полу и молилось около сотни магометан. Бегали дети. Слева от дверей под стеной расположилось летучее медресе — детей и взрослых учил читать Коран интеллигентного вида богослов. Чуть дальше, прислонясь спиной к стене и вытянув ноги, вели беседу двое усталых молодых людей анархистского вида (паломники или ваххабиты, кто их разберет?). Наш босоногий фотограф наставлял громадные объективы на молящихся, клацал затвором, на него даже не смотрели. «Попробовал бы я снимать в храме у нас!..» — сказал потом Николай. Мимо прошел молодой мулла из простонародья, хозяйски ковыряясь в носу. А люди постарше, казалось, просто отдыхали здесь, наслаждаясь прохладой, тишиной и запустением, будто это не храм, а станция метро в выходные дни летом, когда все на дачах и некуда спешить, — разрази меня аллах!..
После мечети особенно шумным показался нам базар Сук в переулках старого города, куда мы направились. Точкой отсчета здесь также была мечеть, но уже перед ней кипела такая торговая жизнь, что глаза разбегались. Старик с двумя раскочегаренными кофейниками, похожими не то на самовар, не то на лампу Аладдина, предлагал прохожим кофе в пластиковых стаканчиках. Рядом прямо на тротуаре уличный торговец разложил дисковые пилы и видавшие виды электродрели. Кругом море бездельников, на прилегающих улицах пробки, водители жмут на клаксоны, стоят галдеж и гам, но никто не толкается, ни в лицах, ни в поведении нет даже намека на агрессивность. Море ювелирных лавок в нишах, дешевой техники, развернуты ковры, развешана одежда, в тени которой продавцы на пластиковых стульях попивают чай. Кофейные зерна в мешках, развесной чай, ящики с орешками всех видов и размеров. А в лабиринте переулков развалы овощей и фруктов, где лоснятся баклажаны размером с тыкву и продаются финики на пальмовой ветви (прицепить бы такую на новогоднюю елку!) — вкус их меня сразил. Оказывается, нас обманывали в детстве, вместо фиников пичкая каким-то подобием засахаренных тараканов, тогда как это плоды нежнейшей консистенции, похожие на крупные оливки. Созревая, они из матовых становятся прозрачными, как разогретый воск, а уж на срезанной ветви — просто садомазохистский прибор, плётка, увешанная восточными сладостями!
Но по-настоящему Амман, да и арабский Восток, можно почувствовать и увидеть только с Цитадели. Это самый древний из амманских «семи холмов», откуда игрушечными выглядят два римских амфитеатра у его подножия. На вершине — похожий на врата в небо фрагмент античной колоннады. По соседству — руины дворца халифов, остатки византийских церквей и храма Геркулеса, от 13-метровой статуи которого уцелела одна беломраморная пятерня, установленная перед входом в музей (где выставлены горшки в рост человека, служившие кому-то гробами, — в них хоронили! А также оригиналы сенсационных раннехристианских кумранских рукописей на свитках и позеленелых листах меди).
Хорошо оказаться на Цитадели около полудня, чтобы услышать, как начинают голосить из динамиков на минаретах муэдзины. Солнце в зените, на небе ни облачка, колышется марево. И стая нежно-коричневых горлиц кружит и кружит над городом и Цитаделью и наконец планирует на плоскую крышу одного из тех рафинадных кубиков, что плотными неровными ярусами покрывают склоны холмов, на которых разлегся Амман. Хотя куда больше мне нравятся древние названия этого города: Рабат-Аммон, Филадельфия…
Сегодня Амман тянется за мировой модой и западным уровнем комфорта. Здесь уже есть кварталы бутиков, целая улица открытых кафе (с кальянами на столиках), бульварная полупешеходная улица Культуры, где одетая по европейской моде молодежь катается на роликах. Современная амманская семья стремится иметь не меньше 2 автомобилей, 3 спален и 2 туалетов и обзаводится всего 3–4 детьми, а не 7–8, как прежде. Нам показали огромную стройплощадку (вроде берлинской на Потсдамерплатц), где началось строительство настоящего даунтауна с четырьмя 55-этажными башнями. Всего таких башен обещано 8, и с ними в прошлое отойдет тот традиционный силуэт мусульманского города, который произвел на меня неизгладимое впечатление — на фоне античных колонн и обломков на переднем плане.
