Годзюон - Нина Гладкова
Компании, подобные вошедшей, встречаются часто, но эта завладела моим вниманием по причине яркости представленных женских персонажей, их типичнейшей типичности. Общим для них было лишь то, что они хотели заработать денег традиционным для Японии способом — газеты завалены объявлениями о наборе девушек-компаньонов. В остальном же эти типы женщин отличались друг от друга принципиально.
Двое из пяти представляли самый массовый тип женщин, я называю их «заводские девушки». Они рождаются в провинции или на окраинах больших городов, они рано начинают работать и работают тяжело и много. Они быстро отдают свою красоту и здоровье людям и обстоятельствам судьбы. Но в них нет злобы, и если жизнь не припирает их к стенке, они не подличают и не предают. Пока они молоды, они любят веселиться, легко прощают и мужчин и подруг.
И что самое главное — в них есть человечность. Эти «заводские» девушки с токийских окраин были очень молодые. Накачиваясь пивом, они стряхивали, усталость, веселели, активно поддерживали шутки мужчин, отрабатывая свой вклад в «создание атмосферы».
Две других были профи. Из тех, что утром работают в фирме, вечером — компаньонами, а ночью в ночном клубе. При значительных финансовых усилиях со стороны мужчины, знакомство с такой девушкой можно продолжить. Они всё делают умело. Умело поддерживают разговор, умело улыбаются, умело пьют — в начале застолья только чай. В Токио их много. К сорока они покупают квартирки, пьют много вина, а самые «везучие» обзаводятся собственным иностранцем.
И последняя, в единственном числе. Ангельский облик сельской учительницы. Скромная, серьёзная мордашка, без косметики. Белая свежая кофточка. На прямое обращение к ней она, конечно, реагировала — чуть улыбнувшись, говорила «да». Но это поначалу, пока не принесли еду. Потом она уже занималась только едой, поглощая ужин в количествах, несовместимых с её пропорциями. Она стала очень серьезной, а в глазках ярко засветилась нулями та тысяча йен, которые она за сегодня экономно сохранила, пропустив завтрак и обед, а потом та тысяча, которую она сохранит, дожидаясь завтрашнего ужина. Челюсти не останавливались, сок в стакане кончался со скоростью звука, мозги считали — какие разговоры! Некогда!
Я подумала тогда — одни женщины создают тепло, другие иллюзию тепла, а что же создают такие «учительницы»? Посередине мысленного поиска ответа самой себе, он ответил мне на этот вопрос:
- Может быть, пойдём, а то чем больше я смотрю на неё, тем больше её хочется задушить.
САКУРА
В солнечные дни, в Токио, японцы на балконах проветривают футоны. И искрящиеся стеклом современные высотки покрываются маленькими тканевыми заплатками из сохнущих одеял. Я тоже, при малейшей возможности, проветриваю постель. Дело в том, что в Токио, несмотря на статус города-великана, потрясающе вкусный воздух. И постель, коротко побыв на морском сквозняке, ночью отдает солнечный жар и свежесть.
В начале двадцатого века Чарли Чаплин говорил, что фильм о Токио снять невозможно. Потому что плёнка не передает ужасный запах японского города. В конце двадцатого века, советские учебники географии сообщали, что токийцы вынуждены периодически прикладываться к кислородным аппаратам, так как загазованность Токио несовместима с жизнью. Может быть, так когда-то и было. Но в начале нынешнего века воздух Токио совершенно другой.
Сейчас, в апреле, он пахнет цветами. Начало апреля — время цветения сакуры. Там, где я живу, вдоль реки Мегурогавы, берега, насколько видно глазу, стоят в розовой пене цветущей сакуры. И вместе с проветренной постелью в комнату проникают её опадающие лепестки. Собирая с татами вишнёвый цвет, я вспоминаю поговорку из детства. Толстая няня детского сада, обучая искусству женской жизни, приговаривала: самый лучший муж из евреев, самый лучший крем из сметаны, самое лучшее варенье из вишни.
Да, варенье из вишни — лучшее. И сакура, это очень красиво. Но есть в её красоте, бесстыдная
лохматость разнузданной самки. Оттого мне больше нравится слива.
Слива зацветает раньше. В марте, когда над деревьями ещё нет зеленоватой дымки будущих листьев. На фоне совершенно чёрных стволов, мелкие сливовые цветы выглядят сказочно. Парадоксально. Сливовый цвет внешне скромнее цвета сакуры. Но совокупное «сливовое» впечатление и глубже и ярче. Так впечатляют некоторые утончённые женщины. Но это только мои ощущения. Японские сердца принадлежат сакуре. И эту сердечную привязанность удачно эксплуатируют производители всего на свете.
Пару месяцев назад, в одно из утренних посещений Гиндзы, меня сильно повеселили обновленные витрины магазина Луи Виттон. Коричневые сумочки Виттона покрылись розовыми цветами сакуры. Я зашла в магазин. Японки, держа в руках сакуриные сумки, повторяли как мантру:
- Сакура, как это мило. Как это мило, сакура.
Сумки Виттона, и без того не бесплатные, с сакурой стали, разумеется, ещё дороже. Я даже зауважала этого парня, их главного художника, внедрившего сакуриную тему. Так прочувствовать японскую ахиллесову пяту! Ни цена, ни безумный, порнографический вид розовых уродцев, не оттолкнул японцев, а притянул их. И, спустя всего лишь неделю, в руках молодых гиндзовских японок появились цветастые сумочки в стиле «подъяпоненный Виттон».
Каждую весну, наблюдая апрельские ярмарки, ханами, горящие японские глаза, новые товары — то есть весь этот ажиотаж по поводу лохматой сакуры, я думаю: «Про японцев ли это — чувство меры, утончённая эстетика, разбавленная тушь...». Про японцев. Из других книг, яппари.
СИСЭЙДО
Районы Токио разделяются на кварталы — чёмэ, и нумеруются. Получается, например, Гиндза — ичичёмэ, что означает первый квартал района Гиндза. Именно Гиндза была и остается для меня самым привлекательным местом в японской столице.
