Гарун Тазиев - Встречи с дьяволом
Извержение Капелиньюша (так называется этот вулкан) было самым сильным из наблюдавшихся за последние годы. Об этом свидетельствуют не только непосредственные впечатления; находясь вблизи вулкана, я делал все возможное, чтобы измерить количественно различные проявления его деятельности; по этим выкладкам я впоследствии подсчитал суммарную энергию вулкана. Число это было фантастическим: во время пароксизмов, когда иной раз несколько часов подряд вулкан извергал миллионы тонн вещества, жидкого, твердого и газообразного, выбрасывая его более чем на тысячу метров со скоростью 300—400 километров в час, расход кинетической энергии, то есть энергии движения (более мощная тепловая энергия в расчет не принималась), был от десяти до тридцати миллионов лошадиных сил в секунду.
Эти колоссальные пароксизмы бывают различной продолжительности – от нескольких минут до нескольких часов. При этом неистовые и зловещие взрывы следуют один за другим по нескольку раз в секунду, порой сливаясь воедино, и казалось, что вулкан стремится пронзить атмосферу. Каждое мгновение десятки тысяч кубических метров расплавленной породы и обломки вулканических бомб весом в несколько тонн взлетали в воздух и затем обрушивались нескончаемой лавиной камня и пепла. Так вокруг пасти этого чудовища непрерывно рос кольцеобразный конус. В промежутках между пароксизмами вулкан почти не отдыхал, и, если взрывы и были несколько слабее и реже, их силы хватало с избытком, чтобы преградить доступ к склонам этой новой горы. Чтобы добраться до самой кромки кратера и рискнуть заглянуть внутрь, туда, где в вихрях паров кипела морская вода, постоянно устремлявшаяся в эту бездну после каждого пароксизма, нужно было воспользоваться короткими минутами затишья; в эти минуты вулкан, казалось, переводил дыхание.
17 декабря, 80 дней спустя после рождения вулкана, характер извержения изменился. Черные как смоль вулканические выбросы сменились роскошными фейерверками расплавленной лавы; теперь подкова сомкнулась, океану был закрыт доступ к кратеру; базальтовая лава уже больше, таким образом, не «гасилась» водой, и к небу взметались эффектные оранжевые, красные, желтые и пурпурные огненные султаны.
На поверхности конуса открылось новое жерло, и оттуда вырвался поток раскаленной лавы. Эта новая вспышка продолжалась четверо суток. Несомненно, море снова проложило дорогу в громадный сатанинский котел, ибо извержение приняло такой же облик, как и в былые дни; и в то время, когда из нового жерла вырывались, прорезая ночной мрак, огненные параболы, основной кратер снова начал извергать мощные черные султаны, прорезанные молниями.
Извержение Капелиньюша продолжалось 13 месяцев. В результате появилась новая земля – сотни гектаров суши, рожденной на глазах безропотных и встревоженных островитян; эта суша отныне примкнула к острову Фаял. Но эти земли, в недалеком будущем плодородные и богатые, пока еще черная пустыня, и столь же черны земли западной части острова, погребенные под толщей пепла; мощность этой толщи местами 11 метров.
Компридо, деревенька китобоев, исчезла; исчезли два нижних этажа маяка Капелиньюш. Отныне это уже маяк в отставке. Его башня сидит в темной лаве, причем от моря ее отделяет новая гора.
«... Между тем мы все время поднимались. Ночь прошла в этом восходящем движении. Окружавший нас грохот нарастал. Я задыхался. Мне казалось, что пришел мой последний час...
... Нас, очевидно, выбрасывало извержением вулкана; под нами была кипящая вода, а под водой слой лавы, скопление обломков скал, которые на вершине кратера будут разбросаны по всем направлениям. Мы находились в жерле вулкана, в этом нельзя было сомневаться...» – так описывал Аксель чувство, которое он испытал, когда вместе с профессором Лиденброком и молчаливым гидом исландцем Хансом на утлом плоту много часов стремительно плыл вверх по узкому жерлу Стромболи диаметром едва в несколько туазов...
Признаюсь, в детстве, влюбленный в иллюстрации, которыми сопровождались повести о разных путешествиях «Робинзона Крузо», в «Страну Рутабаго», Джека Лондона и Жюля Верна, я совсем почти не оценил «Путешествия к центру Земли». Тогда мне не бросалась в глаза нереальность тех приключений, которые испытали по воле Жюля Верна его герои; в двенадцать лет я даже не подозревал, что существует геология – наука, в обращении с которой Жюль Верн позволял себе крайние вольности. На меня нагонял скуку самый тон книги, и если мне и удалось дочитать ее до конца, то только по инерции, в силу того пассивного и смутного чувства, которое порой заставляет читателя, не удовлетворенного собой и окружающим миром, добраться до конца неинтересной книги.
Тридцать лет спустя, когда я склонился над кромкой, которая обрамляла узкое жерло Стромболи, взору моему представилась фантастическая картина, и в эту минуту я вспомнил об Акселе, Хансе и педантичном Лиденброке...
А ведь Жюль Берн никогда не подходил к кратеру действующего вулкана, ему даже не доводилось беседовать с теми, кто знаком был с огнедышащими горами.
Я ждал девять лет, и в конце концов мне удалось не только заглянуть в это необычайное жерло, но и кое-что в нем увидеть. За последние пять с небольшим лет Стремболи стал модным туристским объектом: от пасхи до осеннего равноденствия ежедневно десятки приезжих взбираются по его извилистым тропам, ведущим к совершенно необычному бельведеру – вершине этого вулканического острова, вознесенной на высоту 900 метров. Оттуда глазу открывается обширный амфитеатр кратера; можно, не подвергаясь при этом ни малейшей опасности, насладиться зрелищем грандиозной и впечатляющей панорамы.
На земном шаре существуют и другие вулканы подобного рода, причем вулканы эти, так же как и Стромболи, изнывают от благословенного бедствия нашего времени – туризма. Таковы Михара близ Токио, Килауэа на Гавайях (ныне уснувший), Исалько в Центральной Америке. До извержения в марте 1944 года Везувий тоже считался одной из «прирученных огненных гор», подступ к которым, по крайней мере до известного предела, безопасен.
Подлинные энтузиасты, однако, не могут довольствоваться наблюдением вулкана издали, даже если расстояние это относительно невелико; любопытство толкает их на более глубокие исследования, и пассивное созерцание уступает место тонкой игре, соревнованию между вулканом и человеком, в котором на стороне последнего лишь опыт, ловкость и удача; эта борьба отнюдь не похожа на поединок тореро; это коррида, в которой бык никогда не погибает, это борьба, в которой человек может считать себя победителем, если он выходит из схватки целым и невредимым и притом обогащенным новыми впечатлениями. И удача бывает поистине необыкновенной, если в час, когда притупляется бдительность многоглавого дракона, вырывают у него новую тайну.
