Тим Северин - Дорогами Чингисхана
Именно среди лета, когда в других странах обычно бывает в изобилии наивысшая теплота, там бывают сильные громы и молнии, которые убивают очень многих людей. В то же время там падают также в изобилии снега. Бывают там также столь сильные бури с весьма холодными ветрами, что иногда люди едва с затруднением могут ездить верхом[2].
Когда Карпини и его спутники наконец добрались до лагеря императора, им пришлось пригнуться к земле, а потом и лечь ничком: «от силы ветра лежали распростертые на земле и вследствие обилия пыли отнюдь не могли смотреть». Между избранием кагана и собственно церемонией коронации разбушевалась страшная гроза с градом. Внезапное таяние огромного количества града привело к ливневому паводку, в результате которого утонули 160 человек; кроме того, потоком смыло несколько жилищ и пострадало много имущества. «И чтобы сделать краткое заключение об этой земле, она велика, но в других отношениях, как мы видели собственными глазами (так как странствовали по ней, ездя кругом, пять месяцев с половиной), гораздо хуже, чем мы могли бы высказать».
Из-за удаленности от моря влажность воздуха в Монголии очень низкая. Поэтому, несмотря на то что зимы стоят весьма суровые, снега выпадает сравнительно мало, как правило, менее трех футов. Как с удивлением отмечали иностранные путешественники еще со времен Карпини, здешние лошади научились разгребать снег копытами, чтобы добыть себе пищу. Там мало что удается откопать — жалкое количество промерзшей жухлой травы, — но им этого достаточно. Естественный отбор приводит к тому, что выживают самые выносливые животные, и ни одному монгольскому пастуху и в голову не придет гнать коней в укрытие просто потому, что стоит суровая зима и температура ниже нуля. Опасения пастухов вызывают в основном снежные бураны поздней весной, когда лошади после нескольких месяцев полуголодного существования ослабели так, что им уже не расчистить копытами снег. Это становится настоящей катастрофой, и тысячи лошадей погибают.
Облачность бывает редко, в силу пониженной влажности воздуха, поэтому в пользу монгольского климата, в целом неблагоприятного, можно сказать, что в стране необычно много часов в год сияет солнце, — на 500 часов больше, чем в других регионах на той же широте, например в Швейцарии или в горных штатах США. Щедрый солнечный свет и ясное, чистое небо оказывали огромное психологическое влияние на монголов эпохи Чингисхана. Им огромный голубой небосвод представлялся верховным божеством, Тенгри, которому поклонялись шаманы, жрецы этих племен. Тенгри объединял в себе сотни всех остальных менее могущественных богов и духов, населявших землю, воды, ветра и горы, и по сей день небесно-голубой считается в Монголии цветом удачи. Именно всемогущий Тенгри повелел Чингисхану отправиться на покорение мира.
Сочетание кристально-чистого воздуха Монголии, бесконечных просторов и безжалостно огромных расстояний повлияло также и на мышление современных монгольских жителей, обитающих за пределами городов. Титул, присвоенный Чингисхану, означает «Правитель океана», то есть вселенной, да и пейзаж — простирающаяся от горизонта до горизонта степь — по-прежнему располагает описывать страну теми же образами, которыми обычно описывают море. Когда я попытался объяснить монгольским пастухам, желавшим проскакать верхом до Европы, с какими сложностями придется столкнуться, то понял: некоторые из них убеждены в том, что их родная холмистая степь продолжается бесконечно, до самых берегов Атлантики. Они совершенно не представляли, что на пути попадутся такие препятствия, как широкие реки, например Волга, или огромные города и современные автострады. По их мнению, монголы могут отправиться верхом куда угодно и сделать что угодно, при условии что о лошадях должным образом будут заботиться. А закончив свой путь — так с полной убежденностью рассказывали мне пастухи, — даже добравшись до самой дальней точки Европы, монгол может пустить лошадей, и они без помощи человека найдут дорогу назад, в Монголию. Они, подобно почтовым голубям, вернутся на родные пастбища, поскольку монгольскому коню хорошо только в Монголии. Ведь именно так недавно и произошло, говорили они, когда несколько монгольских коней отправили в северный Вьетнам. Животные убежали от новых хозяев и прискакали на родину.
Понятно, откуда происходят такие наивные убеждения. Монголия, по площади превосходящая Британские острова, Францию, Германию и Италию вместе взятые[3], не только огромна, но еще и изолирована физическими барьерами. На севере простирается непроходимая сибирская тайга. На западе и на юге возвышаются горные цепи Алтая, а с востока и с юга огромной дугой страну охватывает Гоби, представляющая собой не сплошную просторную пустыню, а множество пустынных впадин, покрытых булыжниками, камнями, пылью и песком. Полагают, что эти впадины возникли за миллиарды лет под действием ветра, весной поднимающего пыльные бури, которые продолжаются одну-две недели, а однажды шли без перерыва пятьдесят семь дней. Но после дождей некоторые участки Гоби покрываются мелкими солонцеватыми болотцами. Кажется, само время тут искривилось.
Здесь как будто кладбище Затерянного мира: множество скелетов динозавров так и остались лежать на поверхности земли там, где упали, а два из них — один хищный, другой травоядный — так и остались сцепившимися в смертельной схватке. Здесь обнаружены узнаваемые останки таких чудовищ, как дейнохерус, «ужаснорукий», с когтями длиной 60 сантиметров, или авираптор — летавшая некогда протоптица, обладавшая массивным клювом, как у попугая, и гребнем на голове, как у казуара. В мезозойскую эру все эти гротескные существа жили, размножались и погибали на той территории, которая сейчас является пустыней Гоби, где ныне сохранились их окаменевшие гнезда. В некоторых обнаруживаются кладки окаменевших яиц динозавров — удивительно думать, что из таких маленьких яиц вылуплялись существа, выраставшие гигантами. В других местах можно найти то, что осталось от целых выводков, — они погибали, цепляясь друг за друга, сбиваясь в кучки по восемь-десять особей.
Ожидая начала нашего верхового похода, я совершил вылазку в монгольскую Гоби и вскоре отметил, что монголы занимаются не только разведением лошадей, как это может представляться на основе исторических знаний об этом народе. В аймаке (районе) Гоби, который мне показался самым унылым и негостеприимным уголком Земли, одна-единственная монгольская семья держала 400 верблюдов — непрерывно ревущее, стонущее, визжащее и испражняющееся стадо. Живущим здесь приходится довольствоваться лишь самым необходимым. Отец семейства загорел до черноты — он постоянно находится под лучами солнца на ветру. Крупный, молчаливый мужчина показался мне на первый взгляд стариком — он был сутул и кривоног, — тогда как в действительности ему было, пожалуй, немного за сорок. Его круглое спокойное лицо иссушили несущие пыль ветра; одет он был в выцветший ватник цвета хаки, правое плечо испачкано недавними ярко-зелеными верблюжьими испражнениями. Трое его сыновей, младшему из которых было 6, а старшему — 14 лет, бегали туда и сюда, криками подгоняя верблюдов; дойных верблюдиц отделяли от яловых. Беспокойные верблюжата, отнятые от матерей, пронзительно кричали — ни одно существо, должно быть, не издает звуков настолько горестных и жалобных.
