Дмитрий Шпаро - К полюсу!
В 1725 году из Санкт-Петербурга отправляется Камчатская экспедиция Витуса Беринга, снаряженная по указу Петра Первого.
«Надлежит на Камчатке или в другом тамож месте зделать один или два бота с палубами, — писал Петр в «Инструкцыи». — На оных ботах (плыть) возле земли, которая идет на норд, и по чаянию — понеже оной конца не знают — кажется, что та земля — часть Америки. И для того изкать, где оная сошлась с Америкою».
Нам трудно осознать величие подвига Витуса Беринга и его товарищей. Представьте себе: прежде чем начать — только начать! — экспедицию, они должны были пересечь всю Россию — от Санкт-Петербурга до Охотска. Они везли с собой все — одежду, инструменты, якоря, смолу, канаты, тысячи пудов продовольствия... Они ехали на лошадях, на собачьих упряжках. Наспех сколачивали «дощеники» и сплавлялись по рекам либо тащили лодки бечевой вверх по течению.
На одном из переходов от бескормицы погибли 267 лошадей. Но люди продолжали путь. «Оголодала вся команда, и от такого голоду ели лошадиное мертвое мясо, сумы сыромятные и всякие сырые кожи, платье и обувь кожаные».
Уже неподалеку от Охотского моря, на пути к речке Юдоме, ни вьючные лошади, ни собачьи упряжки не могли пройти через заснеженные хребты. Тогда каждый из участников экспедиции получил кладь весом в шесть пудов, уложил ее на нарты... В упряжке, «на манер лошади», каждый из них, чтобы перетащить весь груз, прошел за шесть месяцев пятнадцать раз туда и четырнадцать раз обратно, а всего две тысячи двести верст...
Два года занял путь от столицы до Охотска. Здесь Беринг построил судно, отсюда вышел в море — началось первое плавание россиян в неведомых водах. Беринг нанес на карты восточную оконечность Азии, прошел проливом, который ныне называется Беринговым. Однако ответить на поставленный вопрос — соединяются ли материки? — по-прежнему было нельзя. По весьма простой причине: северные берега России и Северной Америки еще не легли на карты. Гипотетический перешеек мог связывать Азию и Америку в общем-то где угодно — от Таймыра до Чукотки. Сам Таймырский полуостров, очертания которого были абсолютно неизвестны (да и названия такого не существовало), мог, например, «вытянуться» через полюс до Канадского Арктического архипелага.
Вторая экспедиция Беринга, которую по праву называют Великой Северной, должна была нанести на карты все северное побережье России. Экспедиция действительно Великая: и по продолжительности — 1733—1742 годы, и по количеству участников — до пяти тысяч человек, и по размаху работ — от Архангельска до Чукотки, до Японии, до берегов Америки.
Степан Гаврилович Малыгин, Алексей Иванович Скуратов, Дмитрии Леонтьевич Овцын, Федор Алексеевич Минин, Дмитрий Васильевич Стерлегов, Василий Васильевич Прончищев, Питер Ласиниус, двоюродные братья Харитон Прокофьевич и Дмитрий Яковлевич Лаптевы — имена начальников отрядов Великой Северной экспедиции сохранила географическая карта. Но были еще многие — сотни и тысячи, — которые остались безвестными.
«Ни больших выгод им не предвиделось, ни больший славы себе они не могли ожидать, и между тем, исполняя свой долг, они совершали такие чудесные подвиги, каких не очень много в истории мореплавания», — писал столетие спустя историк.
Без преувеличения героическими можно назвать плавания дубель-шлюпа «Якуцк». Дважды — в 1735 и 1736 годах — под парусами, а в основном на веслах, пытались Прончищев и штурман Челюскин пробиться от устья Лены к устью Енисея, пытались обогнуть северную оконечность Азии. А когда скончался от цинги Василий Васильевич Прончищев, дважды повторял попытки новый начальник отряда — Харитон Прокофьевич Лаптев.
8 ночь на 14 августа 1740 года очередное сжатие льдов расплющило носовую часть «Якуцка»: «Весь форштевень из нутряных и наружных досток от киля до ватерштока выломало и выбросило на лед... нос погрузился, а корму приподняло».
Русские моряки боролись до последнего за живучесть дубель-шлюпа. «Подвели под нос грот и штаксель и засыпали меж ним и бортами мукою и грунтом... токмо тем пособу не получили, чтоб унять течь».
К счастью, тонущий дубель-шлюп сумел пробиться к неподвижному припайному льду. Трюм уже затопило, но немного продовольствия удалось спасти. Берег виднелся километрах в пятнадцати — неприветливый, пустынный. Берег, где даже топливо, чтобы обогреться, трудно было найти. Ближайшее зимовье находилось в сотнях километров...
Кто-то из моряков, измученный, насквозь промокший, бессильно опустился на лед:
— Все равно помирать.
И тогда Челюскин выхватил «кошку»:
— Ты встанешь и пойдешь...
Это был единственный в отряде случай, когда «кошка» — уставное орудие для телесных наказаний — использовалась по назначению. Штурман Челюскин спасал — и спас! — людей.
Через два месяца моряки добрались до зимовья. Два человека умерли, остальные были на грани смерти от истощения.
Несмотря ни на что, совет офицеров решил завершить опись берегов по суше, на собачьих упряжках.
9 мая 1742 года Семен Иванович Челюскин достиг северной оконечности материка — мыса, который назван теперь его именем.
«Сей мыс каменной, приярой, высоты средней, около оного льды глаткие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс Восточной Северной мыс. Поставил маяк — одно бревно, которое вез с собою... По мнению, Восточной Северной мыс окончался, и земля лежит от запада к югу...»
Семен Иванович Челюскин не получил при жизни ни денег, ни славы. Вряд ли можно считать достойной наградой звание мичмана, которое было ему присвоено за все его труды. Он умер в безвестности — мы не знаем ни года его смерти, ни места погребения.
Сами результаты работ Челюскина были поставлены под сомнение. Казалось невероятным, что в условиях арктической пустыни можно пройти на собачьих упряжках четыре тысячи километров, как это сделал Челюскин в 1742 году. Утверждали даже, что Челюскин «решился на неосновательное донесение, чтобы развязаться с ненавистным предприятием», и написал свой отчет, «не выходя из Хатангского зимовья».
Только столетие спустя академик А. Ф. Миддендорф по достоинству оценил подвиг штурмана: «Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в том крае, он ознаменовал полноту своих деятельных сил достижением самого трудного, на что до сих пор напрасно делались все попытки»...
Великая Северная экспедиция впервые нанесла на карты многие тысячи километров северного побережья России — от Вайгача до устья Колымы. И все-таки большой участок на востоке так и не был описан. На большинстве карт где-то в районе нынешнего мыса Шелагского рисовали нелепо вытянутый «Чукоцкий Нос», который уходил на северо-восток, к берегам Америки. На других картах Американский континент заполнял всю полярную макушку планеты. Его берег от Ледяного мыса[10] на Аляске круто поворачивал на запад и тянулся вдоль побережья России — приблизительно по 79-й параллели. Потом отходил к северу — до 83° северной широты на меридианах Новой Земли и Шпицбергена, а потом сливался с Гренландией.
