Николай Золотарёв-Якутский - Искатели алмазов
— Я тебе говорю, не ходи! — повысила голос Прасковья, и, увидев, что муж ее собирается спорить, тихо добавила: — Это, верно, опять Ого Абагыта. Мало ему наших пятерых деток… О, господи, помоги нам!..
Почти вся ночь прошла в разговорах. Утром Бекэ не знал, чем заняться. Безделье угнетало. Он клял про себя радужный глаз и думал о том, что если не сделать заездок на богатом рыбой Иирэляхе, то зимой в его юрте поселится нужда. Наконец Бекэ не выдержал.
— Пойду посмотрю места, где ставить корчаги, — сказал он жене, а сам прямехонько направился к устью Иирэляха.
Солнце стояло в зените, яркие лучи его пронизали, казалось, весь мир. Теплым сиреневым воздухом окутались далекие сопки, прозрачное марево дрожало и струилось над песчаными плесами. Первобытная тишина кругом. Ни единой морщинки не видно было на поверхности реки, и опрокинутые в зеркальную гладь крутые зеленые склоны сопок застыли в полуденном сне.
Вчерашний глаз блистал радужными огнями на прежнем месте. Бекэ попробовал спугнуть духа и стал бить веслом по воде. Но глаз оставался неподвижным. Лишь когда волна докатывалась до него, он начинал моргать. «Ему больно, — думал Бекэ, — но он упрямый и не хочет уходить. Ну ладно, посмотрю, что он мне сделает».
Бекэ направил лодку в устье Иирэляха, прижимаясь к берегу, объехал радужный глаз. Тот не шелохнулся. «Однако дух спокойный», — с уважением подумал якут.
Он причалил к берегу в том месте, где ставили заездки раньше. Радужный глаз был виден отсюда, но эго не смутило Бекэ, и он начал рубить тальник, чтобы из прутьев связать плетенки и перегородить ими речку. Домой он вернулся поздно вечером и, желая избавиться от бесчисленных вопросов жены, тут же лег спать.
На следующее утро Бекэ встал вместе с солнцем и, не мешкая, поспешил к заездке. Проезжая мимо радужного глаза, он поздоровался с ним, но тот даже не моргнул в ответ.
B заездке накопилось очень много рыбы. Все новые косяки ее надвигались сверху и после безуспешных попыток: вырваться на простор начинали сновать туда-сюда вдоль плетеной стенки. Сквозь прозрачную воду видно было, как серебрилась морда, до отказа набитая рыбой. Бекэ с трудом поднял морду, до краев наполнил объемистый берестяной чумак, остальную рыбу вывалил прямо в лодку.
Она упруго забилась под ногами, холодно поблескивая. Больше всего было жирного тугуна, попадались елец и ленок. Бекэ посмотрел из-под ладони в ту сторону, где на краю отмели сияла маленькая радуга, и подумал: «Хороший глаз». Он поставил морду на прежнее место и направил лодку к берегу решил подождать следующего улова.
После недавнего спада полой воды выступили песчаные отмели и плесы. На них зазеленела редкая травка. Настало время комаров. Лишь только Бекэ сошел на берег, как они тучей набросились на него, словно поджидали в засаде. Пришлось зажечь дымокур из прошлогодних листьев тальника. Над рекой широкой голубой лентой потянулся дым. Рыбак поудобнее устроился около дымокура, настрогал деревянных шпилек из прутьев, нанизал на них тугунов и, пожарив на огне, стал не спеша есть. Ом чувствовал полное удовлетворение, и ему казалось, что нет человека счастливее и сильнее его. Насытившись, он спустился к реке напиться. Медленно, со вкусом пил пригоршнями прохладную воду. От рук остро пахло рыбой и дымом. Напившись, вытер ладони о редкие усы, долго смотрел на радугу в устье Иирэляха. Встал и быстро зашагал к лодке, бормоча на ходу:
— Посмотрю-ка я сейчас, как этот Ого Абагыта съест меня, Бекэ, — лучшего рыбака и охотника в этих местах. Посмотрю, посмотрю…
Оттолкнул лодку от берега, течение подхватило со, понесло к устью.
— Посмотрю, посмотрю… — настойчиво твердил Бекэ, чтобы как-то подбодрить себя, не растерять запас решимости.
По мере приближения радужный глаз разгорался все ярче и ярче, словно всплески весла пробуждали его от дремоты.
«Ух, как это чудесно!» — подумал Бекэ. Отродясь, он не видел на земле такого чистого, яркого, красивого света. С радужным глазом могло соперничать только солнце.
Бекэ объехал вокруг отмели, огляделся — все было спокойно. Он осмелел и приблизился к радужному сиянию настолько, что мог дотянуться до него веслом. И тут он увидел, что сияние исходит от маленького прозрачного камешка, лежащего на самой кромке отмели. Бекэ вывернул его лопастью весла вместе с песком, рассмотрел поближе. Камешек имел правильную многогранную форму. «Может быть, он горяч, как пылающий уголь», — подумал рыбак и коснулся камешка кончиком пальца, готовый отдернуть руку. Но камешек был холодный. Тогда Бекэ положил его на ладонь. На камешек упала тень, и он погас. «На берегу рассмотрю хорошенько», — решил якут и сунул находку в карман. Отъехав немного от устья реки, оглянулся — сияния на отмели не было. «Храбрый Бекэ испугался маленького безобидного камешка, — посмеивался он над собой. — Ух, какой глупый Бекэ!..»
Морда опять оказалась набитой тугунами. Лодка заметно осела под тяжестью улова, рыбу уже некуда было класть, и, снова поставив морду, Бекэ решил отвезти добычу домой.
Прасковья встретила его на берегу. Увидев полную лодку рыбы, обрадованно всплеснула руками.
— Где это ты столько наловил?!
— В Иирэляхе, — спокойно ответил Бекэ.
— Да ведь ты говорил… Ведь там глаз Ого Абагыта!
— Его там больше нет, — сказал Бекэ, вытаскивая из лодки чумак, — он у меня в кармане.
— Что?! — Прасковья отшатнулась от мужа, глаза ее округлились.
Бекэ засмеялся, достал камешек.
— Не бойся, жена. Вот что я принимал за глаз. Он умеет играть с солнечными лучами, как ребенок со щенком, и от этого получается радуга.
Прасковья облегченно заулыбалась. Слава богу, ничто не грозит ее Алексашке! Она взяла камешек, посмотрела на свет.
— Э-э, да какой он прозрачный, как вода в роднике. Отдай его сынишке, Бекэ, пусть играет.
— А может быть, это ценный камень, — рассудил Бекэ. — Пожалуй, я положу его на божницу. Может быть, зимой что-нибудь получу за него от торговца Кокорева… Однако давай, жена, выгружать рыбу. До вечера думаю еще разок съездить на Иирэлях.
4. Бекэ и справедливость
Миновало сытое лето. Пожелтели красавицы березы, ярко вспыхнула разными оттенками красного цвета беспокойная, трепещущая листва осин — осыпалась нежная хвоя задумчивых лиственниц, устлав тайгу золотым ковром. Побелели хвостики у зайцев, гуси и утки улетели в теплые края. Заморозки, начавшиеся со второй половины лета, случались все чаще, чуть ли не до полудня иней серебрил деревья и травы. Убыла вода в Малой Ботуобии, и рыба, поднявшаяся весной на нерестилища, ушла зимовать в глубокие омуты.
