Роальд Потапов - Неведомый Памир

Так началось мое знакомство с Памирской биологической станцией, ставшей основным стационаром на все последующие годы работы. Отсюда совершались многочисленные выезды на короткие и дальние маршруты или на временные стационары, которые, в зависимости от ситуации, я разбивал в самых различных местах нагорья.

Конечно, прежде всего, я постарался обшарить как следует окрестности биостанции. Расположена она очень удачно, и в непосредственной близости от нее можно встретить почти все наиболее характерные ландшафты Памира — от ветреных полупустынных равнин до глубоких снегов, скрывающих вечным покровом гребни гор. Белые домики биостанции приютились у самого подножия хребта Музкол, вернее, его южной оконечности. Некоторые вершины этого хребта, одного из самых высоких во внутренних частях нагорья, поднимаются более чем на 6 тысяч метров. Над биостанцией возвышается пирамидальная вершина красавца Зора, высота которого, как меня уверили сначала, была 6009 метров. Только два года спустя удалось выяснить, что на картах пик этот именуется Акджилгой, а высота его всего 5650 метров.

С южной стороны, из широкой и сухой долины Восточного Пшарта, Зор выглядит менее внушительно, и снег венчает только самую его вершину. Зато с северного склона, заснеженного почти сплошь, круто падает вниз висячий ледник, отороченный по краям черными зубцами скал. Ледник буквально висит над большим ледниковым цирком, который расположен на высоте 4760 метров и очень живописен. Нередко за зиму его так заваливает снегом, что он не оттаивает до июля.

Отсюда берет начало Чечектинка, веселая, быстрая речка, дающая воду опытным полям биостанции. Она начинается небольшим ручейком, который, выходя из цирка, стремительно катится вниз, прорывая древние морены. За пятнадцать километров пути до станции Чечектинка принимает несколько притоков, небольших ручьев, текущих по глубоко врезанным в склоны гор щелям. Местами эти щели напоминают миниатюрные каньоны. Бурная и многоводная июльскими вечерами, в разгар таяния снегов, к утру Чечектинка превращается в чистую, тихую речку.

К осени воды становится все меньше, и уже в августе она достигает станции только по вечерам, иссякая к утру: после ночных заморозков таяние снегов в верховьях полностью прекращается. В сентябре вода все реже и реже доходит до станции, а в октябре река совершенно пересыхает. Только в верхней части долины, в небольшом ущельице, вода все еще струится в теплые дни, замерзая ночью и постепенно образуя толстенный слой льда. Эта напоминающая миниатюрный ледник наледь скрывает долину. Нередко она так и не успевает растаять за лето, хотя и сильно уменьшается.

Словом, Чечектинка — типичная памирская речка. Впадает она в Акбайтал, но действительно впадать в него ей удается только в июле, и то далеко не всякий день. Правда, половину своей воды Чечектинка отдает полям станции. Кстати, и в самом Акбайтале вода течет тоже только в середине лета.

По имени речки урочище, в котором расположена биостанция, тоже называется Чечекты. (Мы называли его сокращенно-ласкательно — Чичики.)

По сути дела, для нас Чечекты был маленьким островком цивилизации, затерянным среди диких, суровых гор. Здесь мы приходили в себя после долгих маршрутов или длительных стационарных работ, где дом твой — палатка, основной спутник — собачий холод, еда — дважды в сутки и работа — от восхода до заката.

Теплые, чистые комнаты, электричество, книги, радио, кино, трехразовое питание, причем с нормальным обедом из первого, второго и третьего, — все это после суровых полевых будней доставляло особое удовольствие.

Помимо чисто материальных благ изобиловала и духовная пища. Я уже упомянул о книгах и кино, а недостатка в интересных людях на станции никогда не было.

Особенно памятны первые годы работы на Памире, когда станцией руководил Кирилл Владимирович Станюкович. Двери станции всегда были гостеприимно распахнуты для всех экспедиций и просто бродяг-одиночек. Если Кирилл Владимирович находился на станции, то гостей он встречал сам. Его громадная, обтянутая тельняшкой фигура и басовитое: «Приветствую вас, синьоры», производили действие совершенно неотразимое, и «синьоры», в особенности новички, сразу же чувствовали, что попали в место не совсем обычное. А заезжали на станцию многие, редкая экспедиция или группа миновала ее. Кто только не побывал здесь за последние два десятка лет!

Конечно, гостей привлекала не только возможность получить сносный ночлег, но и целый крут любопытнейших проблем, над которыми работали сотрудники станции. Станция занимается главным образом изучением растительности Памира. Здесь исследуются растительный покров гор, закономерности изменения его с высотой, особенности биологии памирских растений, процессы фотосинтеза на больших высотах. Наряду с этими важными научными исследованиями здесь выполняются работы, имеющие непосредственное практическое значение, — картирование пастбищ, разработка способов их обогащения за счет местных естественных ресурсов, изучение методики выращивания сельскохозяйственных культур и другие. Многие исследования, выполненные на биостанции, получили всемирную известность.

Барханы у вечных снегов

Лошадей было три: горячая, «дурная», но выносливая кобыла Камелия, послушный, работящий Жмых и хромой хитрец Партнер — все гнедой масти с белыми чулочками. Отдохнувшие за время долгого зимнего безделья, они выглядели бодро и живописно.

На этой троице нам предстояло выполнить небольшой, как сказал Леонид, рекогносцировочный маршрут к подножию снежного гиганта Музтагаты — этак километров сто двадцать в один конец. Несмотря на то, что шел лишь четвертый день моего пребывания на Памире и второй — приобщения к верховой езде, я был полон оптимизма, как вырвавшийся на волю щенок. Еще бы! На лошадях, по самому сердцу Памира!

Леонид собирался обстоятельно, сразу и накрепко приучая меня к особенностям лагерной памирской жизни. Палатка, спальные мешки, без которых здесь ни шагу, кастрюля с чайником, паек на четыре дня, торба с овсом. Ну и снаряжение: ружья, гербарные сетки и прочее. Ехали втроем. Третьим был Джура, сын Мамата Таштанбекова, быстроглазый паренек — шестиклассник, крепкий, словно гриб-боровик.

Выехали на рассвете. Было, как обычно, тихо. Таинственные силуэты гор красивыми зубцами оторачивали светлеющий горизонт. Первым на приплясывающей Камелии ехал Леонид, который за годы работы на Памире научился справляться с любой лошадью. Затем мимо спящих домиков на послушном Жмыхе продефилировал я, держа ружье поперек седла, как в лучших ковбойских фильмах. Шествие замыкал Джура, угнездившийся на куче скарба, навьюченного на Партнера. Лошади процокали мимо опытных полей, по мосткам через арыки, и вслед за тем наш небольшой караван сошел с дороги, двинувшись напрямик к широким воротам между двух хребтов — входу в Рангкульскую котловину.